Шрифт:
На мгновение Борису показалось, что Тимофей сейчас снова бросится на него с кулаками, а то и вообще облик сменит, и тогда придется ему тоже превращаться, после чего, вполне возможно, все закончится именно так, как и предполагал старший из вервольфов. Ну или, в лучшем случае, они просто разгромят весь дом Григорьева, перебудят жителей поселка и заработают очередную порцию выговоров от охотников. Но ничего этого не случилось. Тимофей внезапно опустился в кресло и, закрыв лицо ладонями, не то заплакал, не то беззвучно захохотал. Дымков уселся напротив него на диван и со злостью сбросил на пол все валяющиеся на нем пледы и подушки. Этот мужчина, когда-то давно сломавший ему жизнь, не вызывал у него ни малейшего сочувствия, ни даже жалости — только жгучую ярость. И в то же время умом Борис прекрасно понимал, каково Тимофею было сидеть этой ночью в темной комнате, затаившись в углу и вздрагивая от каждого шороха. Сидеть и ждать, что Дымков, узнавший о своем единственном шансе стать человеком, явится к нему «восстанавливать справедливость». Вероятно, он сидел так и прошлой ночью, а возможно, и раньше — кто знает, когда именно ему стала известна тайна охотников на вервольфов? И от кого, кстати сказать, он ее узнал, ведь охотники сообщали о ней только тем, кто ни разу никого не кусал! Не Афанасий же ему проболтался? Впрочем, какая разница? Борис слишком устал, чтобы распутывать сейчас все эти секреты. И чтобы утешать сидящего рядом и все еще всхлипывающего «коллегу».
— Тимофей, — позвал он его, скидывая ботинки и укладываясь на диван. — Ты не против, если я посплю хотя бы пару часов? Не могу я сейчас никуда больше идти!
— Да, конечно, — растерянно пробормотал хозяин дома. — Спи, сколько захочешь. Тебе это… Подушку дать? И одеяло…
— Необязательно, — отмахнулся от него Борис, по-волчьи сворачиваясь на диване в клубок.
Засыпая, он был уверен, что Григорьев сам после бессонной ночи продрыхнет до вечера, и своего утреннего гостя тоже не разбудит. Однако проснулся Борис, когда солнце стояло еще очень высоко, и тикающие на стене старинные часы с маятником показывали, что проспал он совсем немного. А судя по доносящимся из соседнего помещения звукам и запахам, хозяин дачи тоже уже встал и что-то готовил. Нет, поправил себя Дымков, не «что-то», а жаренную печенку! Он радостно вскочил с дивана — после целой ночи беготни по лесу есть ему хотелось просто безумно.
Тимофей поприветствовал его чуть заметной смущенной улыбкой и молча кивнул на накрытый стол. Борис благодарно закивал головой и, не отвлекаясь на разговоры, набросился на еду. Некоторое время вервольфы были слишком заняты, чтобы болтать, и только утолив первый голод, отложили вилки и напряженно посмотрели друг на друга.
— У тебя молоко есть? — спросил Борис, которому страшно не хотелось возвращаться к утреннему разговору и по новой доказывать, что он вовсе не собирался убивать Тимофея.
— Извини, — развел тот руками, — вчера все выпил.
— Жаль. Налей мне тогда просто воды, — попросил Дымков, и когда Григорьев потянулся к стоящему на подоконнике графину, небрежным тоном прибавил. — Ты не обижайся на меня за это вторжение. Я был уверен, что тебя нет дома. И задвижку я тебе сегодня же обратно привинчу, — он кивнул на лежащий на подоконнике ржавый шпингалет.
— Да я и сам могу все починить, — Тимофей протянул ему стакан воды. — И вообще, не нужно передо мной извиняться — ну подумаешь, в окно залез, потому что больше деться было некуда!
— Да нет, я же понимаю, как тебя напугал, — улыбнулся ему Борис. — На твоем месте я бы, наверное, то же самое подумал. И точно так же себя бы повел.
— Ты — вряд ли, — серьезно ответил Тимофей. — Ты, по-моему, вообще ничего не боишься. Улегся спать в моем доме, даже дверь в комнату не запер!
— А должен был? — удивился Дымков. — Зачем это мне запираться?
Тимофей удивленно захлопал глазами:
— Нет, Борис, извини, конечно, но ты — или и правда бесстрашный тип, или просто круглый дурак. Я же ждал, что ты придешь, чтобы со мной расправиться! И поначалу сдаваться без боя не собирался.
— То есть? — Борис почувствовал, что второе предположение Тимофея — о том, что он круглый дурак — кое в чем очень даже верное. Во всяком случае, сейчас Григорьев смотрел на него, как на абсолютно полного идиота. А потом молча сунул руку в карман и достал оттуда револьвер — в точности такой же, какие Дымков не раз видел у охотников и совсем недавно как следует рассмотрел в руке у Кима. Спрашивать, чем он заряжен, не было ни малейшей необходимости.
— Почему же ты им не воспользовался, когда я вошел? — спросил Дымков, разглядывая блестящее оружие.
— Потому что устал, — коротко ответил Тимофей.
— Устал ждать меня? Сидеть в засаде? Бояться?
— Вообще устал, — упрямо повторил старший вервольф и отвернулся. И Борис не стал больше ничего уточнять и переспрашивать. Он и так понимал, что имел в виду его товарищ — сам в последнее время чувствовал то же самое.
Он глотнул воды, прожевал еще кусочек мяса и поднялся из-за стола:
— Спасибо за все, Тимофей. С меня причитается.
— Куда ты теперь? — без особого интереса спросил Григорьев. Дымков пожал плечами:
— Домой. В смысле, в город. У меня куча работы накопилась, совсем все запустил с этими нашими проблемами… А еще Василия надо проведать.
Он сунул руку в карман, нащупал лежащий там кошелек и шагнул было к двери, но тут Тимофей тоже вскочил с места и, одним прыжком нагнав уходящего гостя, преградил ему путь.
— Слушай, Борис, — забормотал он, отводя глаза в сторону, как нашкодивший или что-то скрывающий ребенок, — что, если… Если я сам тебя попрошу..? Ты же хочешь стать человеком, и уж если кто из нас этого достоин, то ты — в первую очередь! А я действительно от всего этого устал, понимаешь? Я всю ночь тебя ждал, а потом весь день думал, пока ты спал — ну не нужна мне эта жизнь, и сам я никому здесь не нужен. Не хочу я больше, надоело! Ты мне только лучше сделаешь — мне, а не одному себе, слышишь? Пожалуйста…