Билл всмотрелся во всю эту абракадабру. Хмыкнул:

– Гмм… Из этого можно сделать научную статью. Да, явно можно.

Я передернул плечами. Мне не нравилось, что Джейн до сих пор ни разу не спустилась в коридор. Все ее отговорки выглядели нелепо: не хочет мешать; хочет впервые увидеть все уже полностью готовым, расчищенным… И Билла я зацепил только в раздражении от Джейн:

– А ты уверен, что здесь что-то новенькое?

В ответ – негодующий взгляд. И заявление, что у меня было не так много медицинской работы, и за это время я вполне мог бы подучить иероглифы. К моему сведению, здесь похоронен верховный жрец Сутеха… впрочем, европейские невежды знают этого бога под именем Сета. И на дверях написано, что, кроме Сета, жрец, имя которого проклято и не упомянуто, служил еще Древним Богам, имена которых говорить и писать нельзя. Так что мы впервые имеем информацию о существовании данного запретного культа… И все это становится еще интереснее из-за неаккуратно заваленного, но не замурованного коридора и из-за надписи, запрещающей снимать с двери магическую печать…

Кончив обличительный монолог, Билл беспечно взялся за поперечную медную полосу – видимо, ту самую запретную печать. Сильно дернул ее на себя.

Та отделилась от двери с такой легкостью, что мой приятель шлепнулся на пол – как лягушка. Из-под него поднялось облако пыли. Рабочие сзади весело (им еще вчера было объявлено о выдаче премии) зашумели. Английский язык они понимали в объеме двухтрех десятков слов, и поэтому смысл тирады Билла до них абсолютно не дошел.

Звук. Слабый, как шелест чуть потревоженного песка. Движение воздуха – вернее, намек на его движение. И все.

Мне стало жутко. Я машинально облизнул вмиг высохшие губы.

Страх, сковывающий и беспричинный.

На лице поднимающегося Билла были следы тех же чувств.

Сзади – тихие шаги. Менее цивилизованные арабы организованно пятились от двери.

Но разве современный, просвещенный европеец будет действовать под влиянием подобного страха? Он припишет его нервам, усталости, юнговским архетипам и прочим вещам.

Билл мужественно потянул на себя дверь, закричав через плечо:

– Фонари ближе!

Его поняли, но повиновались очень неохотно. Тем временем тяжелые, толстые створки коекак поддались билловым усилиям.

Когда я – вторым – шагнул в склеп, мне показалось, что я брежу. Или, вернее, мои ночные кошмары не кончились, и я смотрю их до сих пор. Это подземелье было точнейшей копией подземелья из моего сна – только саркофаг был не открыт, а полуоткрыт. Билл уже стоял рядом с ним, заглядывал внутрь. Морда – растерянная:

– Мумии нет.

– Ложное захоронение, – это уже я демонстрировал свою образованность. Билл уничтожающе глянул на меня. Мрачно, коротко вздохнул. Но несколько утешился, поводив лучом фонаря по разрисованным стенам.

Я стоял спокойно, даже заставлял себя в меру любознательно оглядываться. Было страшное, отвратительное ощущение – меня рассматривают чьито внимательные, жесткие глаза. И запах пыли… в нем было что-то неприятное, стрессовое.

Могила верховного жреца Сета. Бога пустынь и войны; бога с волосами цвета крови; с телом человека и лицом зверя…

Я развернулся, как от удара. В дверях, оперевшись о каменный косяк, стояла Джейн. Ее глаза неподвижно смотрели на что-то, находящееся над саркофагом. Или – просто рассматривали рисунки на стене над ним?

Вечер был еще хуже, чем день. Джейн даже не делала вид, что слушает меня. И откровенно не сводила глаз с солнца – ждала, когда оно зайдет. Как неисправный магнитофон, твердила о том, что она очень устала, но все, что ей нужно – это чтобы я оставил ее в покое.

Джейн была в тех самых джинсах, в той самой футболке как я видел ее во сне. Светлые волосы как всегда аккуратно причесаны. На милом, ангельском лице – полное безразличие к происходящему и какая-то усталая, застарелая горечь.

В конце концов я обиделся и психанул. Раз она не хочет моей помощи, пусть сама мучается со своими нервами. Я ей не нянька. Сказав что-то едкое и злое, я с достоинством удалился в свою палатку.

Утром Джейн не вышла к завтраку. Я, вспомнив вчерашний вечер и дойдя почти до ультрафиолетового каления, пошел к ее палатке. Меня пытался перехватить Билл; он говорил, что я эти дни сам хорош; что завожусь по пустякам, нескончаемо психую и т. д. Я грубо обругал Билла; вырываясь от него, чуть не двинул ему в челюсть.

От изгнания из экспедиции меня спасла только смерть Джейн.

Ее труп лежал на спине. Бесстрастное выражение на лице, которое уже начало немного разлагаться…

Не буду описывать дальнейшую сцену. То, как я ругался, метался, тупо спрашивал: "Ну почему она умерла?!! Ну почему она так быстро разлагается?!!" Не буду описывать, как Билл, фактически вцепившись мне в горло и держа за шкирку, заставил меня сделать вскрытие Джейн…

Ничего не буду описывать.

Я позвонил матери Джейн. Выпалил информацию и бросил трубку. А вечером ко мне заявился дед Аллан – дед Джейн. Потребовал впустить. Я не хотел. Он пригрозил скандалом с полицией. Я, махнув рукой, открыл дверь.