— Все кончено, Борис! — закричал он. — Все кончено!

Глядя с галереи на восторженные лица сенаторов, Гордиан подумал о том, какое влияние окажет шутовская выходка Делакруа на общественное мнение, как только попадет в вечерние новости, и тут он вдруг понял, что сенатор вполне может оказаться прав и отношениям с Россией грозит крах.

Нью-Йорк, 29 января 2000 года

Давай, Борис, попытайся напасть на меня, попробуй победить, если сможешь!

Прошло почти двадцать четыре часа с тех пор, как Гордиан был свидетелем фиглярства Делакруа в здании Капитолия, но сцена все еще не шла у него из головы. Отчасти оттого, что она, как и ожидал Гордиан, обладала именно той сенсационной притягательностью, на которую всегда клевали средства массовой информации. Каждая телевизионная компания подала в своих передачах выступление Делакруа как главную новость. Си-эн-эн поступила точно так же и сделала его темой дискуссии в программах «Внутри политики», «Перекрестный огонь» и «Шоу Ларри Кинга», равно как включила в обзор последних новостей о ходе расследования террористического акта на Таймс-сквер. А этим утром газеты «Вашингтон пост» и «Нью-Йорк тайме» посвятили ему передовые статьи.

Гордиан был вынужден отдать должное Делакруа, который дважды переизбирался мэром Нового Орлеана, до того как выдвинул свою кандидатуру в Сенат Соединенных Штатов и победил на выборах, — он привез с собой в Вашингтон блеск и шик карнавала Марди-Гра [17] и умело пользовался им в сочетании с инстинктивным пониманием различных течений в общественном мнении, превратив все это в уникальное и, возможно, неповторимое качество политического деятеля.

Сейчас Гордиан старался поудобнее устроиться в кресле рейсового авиалайнера, которое, даже в первом классе, намного уступало креслу в его кабинете, и пытался перестать думать о возможных последствиях вчерашнего заседания Конгресса. Однако он никак не мог забыть о предстоящих трудностях.

Как звучит строчка в том стихотворении? «Все разваливается, в центре — дыра»?

Гордиан подумал о вчерашнем разговоре с Эпши перед его вылетом в Вашингтон. На протяжении последнего месяца она жила в их квартире в Сан-Франциско и хотела принять меры, чтобы спасти их семейную жизнь от краха. До того момента, когда Эшли покинула его в канун Нового года, он не подозревал о такой угрозе.

Небольшой косметический ремонт — может быть, но не больше. И вот она улетела.

Теперь он стоял перед необходимостью делиться самыми интимными подробностями их семейной жизни с каким-то человеком, в профессию которого не верил. Или открывать душу и сердце перед каким-то незнакомцем.

Все это казалось Гордиану болезненной и напрасной тратой времени. Они были женаты почти двадцать лет, вырастили чудесную дочь. Если они сами, без посторонней помощи не в состоянии разобраться в своей жизни, как сможет сделать это за них кто-то другой? Он вспомнил бесчисленные сеансы психотерапии после освобождения из плена, входившие в программу возвращения к жизни. Может быть, кое-кому она и принесла пользу, Гордиан даже не сомневался в этом, но для него оказалась совершенно бесполезной. Пользы — никакой. Ноль. Точка.

И все-таки ему нужно принять решение, причем обязательно правильное, потому что ошибочное приведет к тому, что Эшли оставит его Навсегда.

Голос стюардессы нарушил ход его мыслей. — До взлета осталось десять минут. Проверьте, успели ли вы уложить свой ручной багаж в отделение над головой или под кресло впереди себя.

— Где же Нимец, черт побери? — снова подумал он. После того, как Пит поздно вечером позвонил ему в номер гостиницы, Гордиан сменил билет на рейс Вашингтон-Сан-Франциско, пожелав взамен лететь из Нью-Йорка. Ему нашли место на рейс из аэропорта Кеннеди, поэтому пришлось вылететь рано утром в Нью-Йорк. Тем же рейсом летел Нимец. или должен был, по крайней мере. Пит сказал, что у него есть нечто весьма важное и он может передать это только из рук в руки. И как можно скорее. Что-то не припоминаю, чтобы Нимец говорил по телефону такими загадочными фразами, подумал Гордиан. Или ему просто кажется, потому что никогда раньше он не чувствовал себя таким расстроенным и нетерпеливым? Он знал, что Питу удалось добиться крупных успехов в Нью-Йорке, и не мог не...

Коричневый конверт из плотной бумаги упал ему на колени, что снова нарушило ход его мыслей. Гордиан поднял голову и увидел стоящего в проходе Нимеца.

— Извини, что я опоздал, — сказал он. — По пути в аэропорт одни пробки.

— Я был уверен, что ты успеешь, — ответил Гордиан с невозмутимым лицом и поднял конверт. — Это то, что ты хотел передать мне?

Нимец кивнул и положил сумку на верхнюю полку.

— Можно вскрыть его сейчас или придется ждать до следующего Рождества? спросил Гордиан.

Нимец опустился в соседнее кресло. В руке он держал местную газету. На первой странице красовалась фотография Делакруа под набранным крупными буквами заголовком.

— Нет, не так долго, — ответил он. — Но лучше подождать, пока ты не войдешь к себе в кабинет.

Гордиан похлопал конвертом по коленям и сделал глубокий вдох.

— О'кей, хватит секретничать. Что там? Нимец улыбнулся.

— Очень хорошие новости об очень плохих людях.