В эту столь возвышенную и благостную минуту вдруг совершилось неслыханное и непозволительное. Камер-юнгфера, усердно отгонявшая мух, неожиданно стала морщить свой припудренный носик и вдруг громко чихнула.

К ужасу всех, государыня открыла глаза, и рука ее потянулась к туфле. Быть камер-юнгфере битой по щекам! У царедворцев остановилось дыхание от страха.

Но в этой напряженной предгрозовой тишине за оградой дворцового парка внезапно раздался звонкий и чрезвычайно сладенький напев:

— Све-жа-я те-ля-ти-на!

Все с великим гневом устремили взоры на ограду, за которой с ношей на плечах шел молодец-разносчик. Гофмаршал покраснел, как индюк.

— Какая дерзость! — возмутился он и устремился вперед, но ее величество изволила благосклонно остановить его:

— Ах, оставьте!

Государыня приподнялась и напрягла слух. Разносчик, словно в угоду ей, стал повторять свой призыв к покупателям:

— Све-жа-я те-ля-ти-на! Све-жа-я те-ля-ти-на!

— Какой превосходный голос! — мечтательно вздохнула императрица.

Она обожала вокальное искусство и всех, обладавших голосом, весьма жаловала. Даже те, кто имел хоть малейшую склонность к пению, особо отмечались.

Придворные, следуя примеру государыни, угодливо стали прислушиваться.

— Сколь превосходный тембр, — повторила с умилением государыня и приказала: — Гофмаршал, озаботьтесь сию же минуту пригласить его ко мне!

Разносчика немедленно догнали и доставили в парк. Узнав, что перед ним государыня, молодец упал на колени и взмолился:

— Пощади, царица-матушка! Видит бог, телятина свежая.

— А ты пропой, какая телятина, — благосклонно улыбнулась императрица.

Молодец растерянно оглянулся на придворных, те подталкивали, ободряли его:

— Пой, орясина! Ну, пой, дурень…

«Господи, спаси меня и помилуй», — подумал молодец, глубоко вздохнул и во всю силу своих обширных легких грянул:

— Све-жа-я те-ля-ти-на!

— Сколь восхитительно! — умилилась государыня. — Гофмаршал, сего певуна извольте взять в поставщики для моей кухни.

У разносчика подкосились ноги, он бухнулся в землю:

— Матушка государыня, облагодетельствовать изволили!

Лакеи отвели молодца в гофинтендантскую контору, и там он назвался Савкой Собакиным. Гофинтендант склонил перед ним голову:

— По указу ее величества будем числить вас, сударь, в поставщиках императорского двора. Льстим себя надеждой отныне питаться отменно свежей телятиной.

Гофинтендант выложил перед Савкой горку червонцев:

— Извольте задаточек, сударь.

Савка жадно сгреб их.

— Премного благодарен, ваше сиятельство. Уж будьте покойны, телятину доставим отменную.

Облагодетельствованный не чуял под собой ног: «Шутка ли, поставщик двора ее императорского величества! Уж не морок ли то?»

Но червонцы в тугой кисе подтверждали счастливую перемену.

Молодец Савка Собакин недавно пешком пришел в Санкт-Петербург из своего родного городишка Осташкова, Тверской губернии. У него было родительское благословение да полтина в кармане. В столице малец упросился в артель и стал разносить по улицам телятину. Счастливец Савка к вечеру явился в артель и поклонился старосте:

— Времена ноне пошли, батюшка, невиданные; я жар-птицу, счастье свое, за хвост сграбастал. Отныне, батюшка, ты мне не указчик, а я тебе не холоп.

Бородатый староста ощерил пасть, прищурил лукавые глаза:

— Он как, ишь ты! А ну, дыхни, окаянец!

Савка, не смутясь, подошел к артельному старосте и дыхнул.

— Ишь ты! — весьма удивился мужик. — И не пахнет брагой!

Молодец присел к столу и загоготал на всю горницу:

— Не унюхал, кто я, то-то! Был Савка-разносчик, а ноне поставщик ее величества государыни-матушки Елизаветы Петровны. Он как! Чуял?

Артельный староста опасливо покосился на дверь:

— Братцы, рехнулся парень! Эх, Савка, Савка…

Но молодец, не долго думая, достал кису и со звоном высыпал на стол добротные червонцы.

— Он как, Савка!

— Ограбили! — ахнул артельный староста и заорал благим матом: — Караул! Детушки, вяжите разбойника!

Разносчики окружили Савку и начали его вязать…

Чем бы кончилась эта пренеприятная история, неизвестно. Весьма возможно, Савка не досчитался бы полдесятка зубов, и, что еще горше, исчезли бы со стола звонкие червонцы. Но в эту минуту красноречивых восклицаний и решительных действий внезапно за окном раздался стук колес, и к дому, в котором обитали разносчики, подкатила нарядная карета с дворянским гербом. С козел проворно соскочил рослый гайдук и открыл дверцу. Из кареты неторопливо вышел дородный господин в малиновом кафтане. Он осторожно поднялся на крылечко и степенно спросил: