В те времена златоглавая Аркона была красивейшей из вендских крепостей. Она вставала из морских волн величавыми уступами – башня на башне, чертог на чертоге – и справедливо считалась детищем великанов. Стены крепости были сложены из белого камня с проблесками кварца, долгой полярной ночью этот камень источал тепло и сияние, и казалось, что солнце в этом полярном городе никогда не заходит.

Берега вокруг Арконы и даже крепостные валы поросли вечнозелеными садами и рощами. Издалека город казался морской скалой, и лишь вблизи можно было рассмотреть загадочные барельефы, покрывавшие стены крепости и арки ее ворот. Мастера и ваятели думали о Вечности, когда выводили эти каменные цветы и улыбающихся зверей.

Столетия мира и благоденствия отразились улыбкой мудрости на челе Арконы. О красоте ее ходили легенды. В проемы окон были вставлены частицы янтаря – «солнечного камня», и даже в пасмурную погоду в храмах и теремах Вечного города светило солнце.

Среди чудес Арконы путешественники называли стеклянную башню-маяк, где сиял неугасимый огонь. Его свет поддерживал камень Яви, ныне сгинувший в морской пучине. Остров огибали теплые течения, и зимы здесь были мягкими и белыми от пушистого снега, и уже ранней весной остров покрывался пышной зеленью.

Все, что нужно для простой и счастливой жизни: хлеб, молоко и мед, ткани и тонкие украшения из солнечного камня, – в достатке добывали жители острова, поэтому в Арконе не было даже обычных денег. Огромная монета червонного золота была отлита из сбережений всех горожан и бесценной княжьей казны. Она принадлежала всем жителям острова, но была столь тяжела, что никто из богатырей Арконы не мог даже сдвинуть ее с места.

Залогом силы и процветания Оплота был древний завет: да ни пьет ни один из ступивших на него хмельного: ни меда стоялого, ни греческого ягодного вина, ни аравийской сикеры, ни пива – «пойла для рабов».

Особый указ был написан для купцов, привозящих на остров товары, и далеко обходили его межевые знаки торговцы, развозящие мехи, и любой кметь или витязь, падкий на брагу, уходил служить к другому князю. Но службой у Драгомила дорожили и принимали добровольный обет, а если кто не сдержал зарок и тайно упился, княжий приговор был суров – изменника уводили подальше от глаз людских и снимали голову с плеч, как гнилой плод.

Даже известные своим аппетитом варинги останавливали друг друга:

– Берегись, Гуднар, не то Валькирия унесет тебя в Хель.

И учили старцы Арконы, что винная ягода выросла из крови, пролитой змеем.

От северного истока проистекали вера и знания иных народов. Всевидящее солнечное око Световида парсы-огнепоклонники звали Виджат, а египтяне – Око Ра. На алтаре посреди храма Световида стоял сноп золотистых колосьев. Его почитали как дар богов, умножающий силу и крепость духа.

Другой святыней был белый конь Святовида. На заре времен конь вырвался из Коло – времен бессмертных богов – и прибежал к человеку, а потому рано или поздно ему суждено возвратится обратно в мир богов.

Третьей святыней был дух мужества и воинской чести, его воплощением была дружина Световида: тридцать три славных витязя, ближняя свита князя в походах. Это было сильное воинство, мощное духом и хорошо вооруженное, и один воин стоил сотни. Эти храбрецы ходили в битву в белых одеждах, без щитов и доспехов, и даже смерть встречали с улыбкой на устах.

То было время Молодого Мира, когда воители, князья и ярлы еще не ведали о лжи чернил. Они историю писали остриями своих мечей и ставили надежные печати – укрепы и угрюмые засеки по краю завоеванных земель.

Князь Драгомил был последним из рода северных Меровеев, Князей, Рожденных Морем. [1] Многие из них носили славянские имена, таков был и Драгомил – князь венедов, властелин Арконы. Князья этого рода владели обширными янтарными приисками на побережье Варяжского моря и серебряными рудниками в глубине материка, поэтому их города славились разнообразными ремеслами и богатели без лукавства и грабежа.

Уже не молод был Светлый Князь Драгомил и многие годы вдов. Первая жена его умерла, не оставив ему детей. Долго ждал князь, пока утихнет печаль, уже и седина легла на виски, но не убавилось могучей стати. Строг был Драгомил, а временами даже жесток, за всем следил самолично и на службу воинов принимал сам.

Каждый год в начале зимы набирал он пополнение войску, и на его подворье было тесно от славных витязей. В тот год в Аркону пришел один-единственный воин, но князь не изменил воинскому правилу.

– Что умеешь? – спросил он у витязя, и тот немедля выказал свое мастерство в стрельбе из лука и во владении коротким мечом, который у греков и варягов звался русским.

Но грозно нахмурил густые брови князь: не сумел Светень удивить его ни броском булавы и ни стремительным полетом копья-сулицы.