Шрифт:
Мой господин тоже молчал, задумавшись. Что творилось в его голове в эти минуты? Мне было страшно подумать. И я продолжал идти, вглядываясь в лица наших новых спутников, запоминая. Вечером я снова сяду писать, и все, что произошло или произойдет сегодня, перекочует на бумагу. Я же писарь, мне следует писать…
В поселение мы вошли в полдень. Солнце стояло в зените, и его не могли скрыть даже облака. Оно безжалостно освещало все то, что не смог скрыть снег и деревья.
На короткое, почти неуловимое мгновение, мне показалось, что мы не в Лесу и перед нами совсем не поселение людей, живущих за пределами Империи. Мне показалось, что я стою на дороге в город Плеврон. Тот первый город, который встретил нас мертвым молчанием, тишиной и ветром… Кажется, это называется deja vu — когда думаешь, что это уже происходило, и что стоял я на этом самом месте, и точно также в нескольких метрах передо мной лежал первый труп… Но только вечность назад было самое начало сентября, лили бесконечные дожди, солнце показывалось на короткий миг перед закатом, дороги превратились в грязь, всюду проросла амброзия, почувствовала свободу. И труп лежал в грязи, лицом вниз, но даже издалека было видно, что у него вздувшаяся кожа, а голая спина покрыта синими прожилками, так густо, словно муравьи проложили свою собственную магистраль на коже несчастного…
Я споткнулся, потряс головой, отгоняя наваждение.
Труп снова лежал, но уже в снегу. В его спине торчала стрела с ярким опереньем. Одна рука застыла в воздухе, неестественно вывернутая с торчащей сквозь рваную рубаху костью. На кости сидел воробей.
Всего в нескольких метрах дальше трупа высилась деревянная башенка, метров пять высотой, заканчивающаяся широким куполом, укрытым соломой. От башенки в обе стороны тянулись столбы в человеческий рост, расставленные равномерно с расстоянием в метр-полтора. Дальше за башенкой можно было разглядеть несколько маленьких деревянных домов. Так начиналось поселение.
Мы вошли не с главных ворот, которые, как сказал Хараб, были чуть западнее. В принципе, зайти в поселение можно откуда угодно — кроме столбов с факелами никаких ограждений не наблюдалось. Сто лет без войны накладывало свой отпечаток на сознание местных жителей. Они привыкли бояться только капилунгов, а тех, в свою очередь, легко можно было отпугнуть огнем. Да и летом, если верить Харабу, странных существ как дождем смывало.
Поселение встретило нас гулким шелестом крыльев и противным карканьем. Едва мы ступили на мощеную дорогу, в небо взмыли сотни ворон. Уж они-то хорошо попировали в эти два дня.
Хараб указал на первый домик, что справа, и сказал:
— Это дом почтенного Астегама. Он входил в сторожевой отряд и дежурил каждый четверг на второй башне. Хороший был человек. А здесь, — палец уткнулся в дом слева, окна которого сверкали осколками стекла, как зубами невиданного зверя, — здесь жили Унты. Они варили лучшее пиво в Лесу. За их пивом приезжали отовсюду. Даже со стороны Степи.
— Следовало бы заглянуть, — произнес Бородач, поглаживая живот, — давненько я не пил хорошего пива.
— Заглянуть и без того стоит, — отозвался Хараб, — я думаю, в домах капилунги прячутся от дневного света. Это проще, чем уходить в Лес, чтобы потом возвращаться обратно.
— Значит, будет заглядывать во все дома отсюда и до конца селения, — твердо произнес Император, — кто-нибудь знает, сколько всего домов?
— Двести двадцать три, — отозвался Диплод и добавил, оправдываясь, — я работал столяром. Здесь все дома через меня прошли.
— Если по пять минут на каждый дом, то к завтрашнему утру управимся, — решил Император, — что ж, приступим.
В доме достопочтенного Астегама никого не оказалось. Зато в доме Унтов Императора поджидал неприятный сюрприз. Он поднялся по заледенелым ступенькам на крыльцо, толкнул ногой дверь — та отворилась легко и беззвучно, напоминая о том, что всего несколько дней назад здесь еще жили люди, которые смазывали петли, красили ее, вешали табличку с номером «9» на уровне глаз…
И из темноты дома на Императора кинулся капилунг. Кинулся с воплем, от которого все вздрогнули — так непривычно и резко он прозвучал посреди пустынной улицы. Я кинулся к Императору, вскидывая ружье с единственным патроном, но мой господин управился сам. Взмах руки (а ведь меньше недели назад эта самая рука безжизненной плетью висела вдоль спины), вопль капилунга сменился сдавленным хрипом — и существо скатилось с крыльца, уткнувшись носом в снег, оставив за собой дорожку теплой крови, растопившей лед на ступеньках.
— Один готов, — произнес Император таким тоном, словно сидел в кабинете своего отца во дворце и подписывал документы. Страшное дело — когда убийство превращается в рутинную работу…
Оставив нас разглядывать убитого капилунга, Император скрылся в доме. Появился он оттуда через две минуты, вытирая окровавленный меч тряпкой.
— Еще один прятался в кухне. — Сообщил Император.
— Раз уж я подрядился участвовать в этом абсурде, то предлагаю разделиться, — сказал Ловец, — по два человека на дом. Мы с Императором, ты, Геддон, с Харабом или Диплодом, идет?