Никита покосился в сторону Милы.

— Слушай… а «Мила» — это тоже оперативный псевдоним?

— Угу… — Мила неопределенно махнула рукой предупреждая следующий вопрос, — про имя даже и не спрашивай…тоже восточное. Ты его и произнести-то не сможешь. Для тебя я Мила, и все! Попробуй только меня по-другому назвать!

— А тебе-то зачем имя восточное? Ты на какую-нибудь китаянку не больно-то похожа…

— Во-первых, я и не китаянка. А во-вторых, мальчик мой, тогда уж не китаянка, а японка. Мое имя, японское!

— «Мальчик мой» — передразнил он ее интонацию, — Сколько тебе лет, Мила?

— Вот-вот! Вопрос из той же серии… Я хорошо сохранилась.

— Понятно… лет двести есть уже? Все-все… молчу!

Флэшка Милы (продолжение)

…Тесты показали уникальные способности Климонтовича к аналитической деятельности. После вербовки он был изъят с этапа, а его уголовное дело и все документальные упоминания о его личности уничтожены. Пройдя активацию (коэффициент гармонии 50 %) Климонтович был направлен в регион «Юг», Ростовскую аномальную зону для стажировки и последующего прохождения службы в качестве Наблюдателя. С 1964 по 2000 год Климонтович работал в Ростовской группе Наблюдения. Возглавил ее в 1975 году. За время работы группой было выявлено 34 активных и около 100 пассивных носителей (под руководством Климонтовича 29 активных и приблизительно 70 пассивных). В 2000 году переведен в регион «Западная Сибирь» для создания групп наблюдения во всех крупных региональных центрах. На момент своей гибели Климонтович приступил к работе над созданием группы наблюдения в Н-ске… Следует отметить, что в последние годы, некоторые районы Н-ской области по статусу приблизились к аномальным (см. Приложение 1). В Н-ске, Климонтович, как обычно работал под легендой журналиста. В его нынешних документах, дата рождения указана как 8 мая 1960 года. В настоящее время его источники не установлены, проводится работа по их выявлению…

После того, как Никита ознакомился с биографией Климонтовича, Мила слегка сжалилась над ним и немного ввела в курс дела. Объяснила свои фокусы с открытием дверей и вытаскиванием карточки из кармана. Показала парализатор-пищалку, которой нейтрализовала напавшего на Никиту бандита. В руки ему, правда, не дала — «Незачем тебе, опасная игрушка». Зато дала получше разглядеть серпы. Вот уж действительно, штука смертоносная, если владеть искусством… На круге-ножнах с тыльной стороны была выдавлена та же эмблема, что и на давешнем договоре, подписанным Никитой. Никита провел пальцами по твердой кожаной поверхности круга. На вид эта штуковина была очень старой. Края вытертые, поверхность словно отполирована.

— Можно еще один вопрос?

— Ну?

— Вот скажи пожалуйста… вот есть у Истинных психокинез… джип на скаку разворачиваем… внушить вы можете все что угодно… пищалки, наконец, парализаторы… К чему эти скачки с серпами? Дикость какая-то, средневековье…

— Видишь ли… психокинез оружие медленное, требует определенного сосредоточения мысли, а в состоянии инверсии и вовсе не применимое. Пищалки и внушение, на носителей действует через пень-колоду, а то и вовсе не действует. А холодное оружие, оно надежное, быстрое… — Мила, как-то странно усмехнулась, — Вот к примеру, если ты стоишь направив на меня пистолет и нажимаешь курок, я могу убить тебя раньше, чем пуля вылетит из ствола, или по крайней мере ручонку обрубить. Усек?

— Угу… секу помаленьку, — сказал Никита, непроизвольно убирая руки подмышки.

— Хотя и здесь, — продолжала она, — существуют нюансы… Собственно, чего я в Испании загорала — здоровье поправляла, пошатнувшееся на службе.

Мила задрала майку и показала на груди три едва заметные ямки шрамов.

— На ликвидации… как не вертелась, а три пули поймала… Спасибо дублерше!.. Дверь вышибла, зарубила урода. Живым брать по возможности… Ага! Кто и когда брал живым носителя? Вот как раз зажигалка эта, оттуда… — она подкинула на ладони давешнего платинового Дюпонта, — Трофей! Хорошо в грудь попало, а не в голову, тогда б кранты! У нас ведь как… если сразу не подохнешь, в первые пятнадцать минут, то жить будешь.

— Жить будешь… А я? Как-то мне не очень хорошо стало от всех этих твоих россказней. Пистолет бы мне тоже выдали, организация! А то, что… мне воевать при помощи веревки и палки?

— Пистолет ему. Начитался шпионских романов. Вот твое главное оружие, мой милый, — она показала на браслет, о котором Никита уже успел забыть, — вот эта штука покруче любого телохранителя будет. О любой опасности предупредит. Ну, а том, что он еще может уже знаешь?

Никита вспомнил про бабку в магазине, и спохватился — «ой, я дурак!», уставился на Милу, приготовившись далее вести с ней мысленный диалог. Однако ничего не произошло. Мила лукаво улыбнулась:

— Ага! Нет, дружок, здесь твой браслетик бессилен! Истинных ты читать не можешь. Впрочем, мы-то вообще никого не можем, — вздохнула она, — ладно, продолжаем работать.

Никита опять запустил поиск с очередным набором ключевых слов и стал наблюдать за мельтешением строк в окошке программы.

— Я все же не пойму… — повернулся он к Миле, — те, кто организовал смерть Климонтовича и засаду возле вокзала… как они могут быть связаны с этим маньяком? И на фига Климонтович снял браслет, если браслет его охранял? Он что не знал, что может подставиться? Да бред какой-то… как он мог не знать…

— После снятия браслета, способности некоторое время сохраняются… — Мила отхлебнула из кружки остывший чай и потянулась за новой сигаретой, — особенно если носить его долго… А он носил его тридцать с лишним лет.

— Ну и? А снял-то зачем? И если способности сохраняются, то как его могли сбить? Почему не сработало предупреждение об опасности?

— Вопрос… — задумчиво сказала Мила и потянулась к лежавшему на столе большому кухонному ножу с серой деревянной ручкой. Никита проследил за ее движением… в следующее мгновение перед глазами полыхнуло, внезапно стало тихо-тихо… Он рванулся вправо, повалив стул и как-то отстраненно наблюдая, как через тот участок пространства, где только что была его голова, нарочито медленно вращаясь в полете, проходит стальное лезвие. Потом все кончилось и он обнаружил себя, сидящим на полу на заднице и ошарашено переводящим взгляд с улыбающегося лица Милы на дрожащую ручку ножа глубоко засевшего в дверном косяке.