Граф. Вот как? О, боже, бедная Россия! Уж коли худородным да с деньгами дворянские угодья можно откупать, а соответственно, и титулы, насколько понимаю?.. Ну, значит, все! Прощай, устои и монархия, прощай! Ах, что за чудо эта запеканка! Попробуй, князь, советую. Еще ведь в молодости сказывал мне князь Преображенский, что водочка лишь под горячую закуску хороша. И прав ведь был покойный. Царствие ему Небесное! (Крестится.) Но мы ж, ради блезира, готовы разом позабыть все здравые советы. И в этом, друг мой, тоже наша страшная беда. Да-да, mon cher, все от ума. И только от ума сейчас в России беды. Только от ума! Да вот тебе пример: я же с Николенькой все больше виделся в Москве. В имениях у них я не бывал. А вот в Москве у них там дом отменный на Тверской… Ах, брат, скажу тебе от сердца: о чудны были времена! Они тогда, я помню, с Сержем прикупили какой-то захудалый маленький театрик. По-моему, на Камергерском. Возможно, ошибаюсь… Ну, не важно. Так что я, сударь, вам скажу: актрисы, батенька вы мой, там были, – вот, как на алтаре, клянусь, – сравнимые ну разве что с Венерою Милосской! А кстати, Серж… Мой милый, милый Серж! Как он? Я слышал, Серж там всем хозяйством заправляет?

Князь. Вот тут ты, граф, попал не в бровь, а в глаз. Все сводится к тому, что «заправляет», да, видать, «неплохо». С утра надует щеки, как индюк, павлином ходит, руки в боки, да злобно трехэтажным матом кроет крепостных. А вечером иль водку хлещет со своим соседом, тем же Березовичем, иль пасквили крамольные строчит. Не исключаю, что на государя тоже. Поверь мне, граф, это все Серж! Его тлетворное влияние. Когда б не он с его крамолой, Николка б никогда…

Граф. Постой, так что ты предлагаешь? На Сержа нам петицию писать?

Князь. Да боже упаси! Как ты такое мог подумать? Мы, чай, с тобой не в Зимнем, и у нас, мне кажется, вполне приватная беседа. Просто обидно мне. Обидно за Николеньку до слез! Ведь знаю я доподлинно, как было: Серж ляпнет что-нибудь, что в ум взбредет с похмелья, а Коленька, наивная душа, с раскрытыми глазенками да все на ус мотает. И после все идеи Сержа да за свои же выдает. А у Николеньки нутро совсем иного свойства. И вот уж если кто хозяин-то от Бога – так это Николя. Вот у него порядок – так порядок. И что с того, что бледен на лицо и слаб здоровьем? Зато какая дисциплина среди черни. Да у него все крепостные ходят разве что не маршем. Одна лишь псарня чего стоит. Собаки просто загляденье: Анчутка, Скорик, Стешка, Брыля… Я, почитай, всех его легавых помню поименно… Эх, граф, да что там говорить?!

Граф. А лучше и не скажешь. Вот с этой пресловутой дисциплиной он маршем и допрыгал до Сенатской. И вывод до наивности простой: Серж водку хлещет непонятно с кем, а Николя в остроге под надзором!

Князь. Ой, граф, не береди мне душу, умоляю! Скажи мне лучше: что Николку ждет?

Граф. Ну, в лучшем случае Сибирь. А там как карта ляжет. Может, и похуже. Не приведи господь, конечно.

Князь. Что? Расстрел?

Граф. Не думаю. Расстрел у нас не в моде. Скорей всего, зачинщиков повесят. (Оба крестятся.) Но я тебе (понизив голос) другое, брат, скажу. И, как ты понимаешь, слова мои совсем не для ушей ни близких, ни знакомых, а уж, тем более ни абы для кого.

Князь. Ты мог бы, граф, об этом мне не говорить.

Граф. Да-да, конечно же прости, mon cher! Так вот, скажу тебе, что вся эта затея на Сенатской – сплошная несуразность. Удивлен? И дело даже не в смутьянах, боже упаси! Вот ты мне искренне ответь: что ж это за комедия такая? вышли, как на плац, встали в каре и ждут. Чего – не знают сами. Команды? Хорошо. Так где ж она тогда, команда эта? И главное – какая? И от кого? (После паузы.) Так это ж получается, что курам на смех! Как выясняется, маршировать умеют даже крепостные у Николки. Другое не понятно. Казалось бы, ну есть масоны. Чего ж нам от добра добра искать? Так нет! Мы по-другому не умеем. Нам подавай своих! И непременно, чтобы со своим уставом и со своею музыкой в мозгах. Чтоб среди прочих грамотеев выделяться. И отличаться. Это уж само собой. И все это настолько «тайно», что в свете лишь об этом только и судачат. И то, что Орден русских рыцарей и есть те наши новоиспеченные масоны, об этом в Петербурге знает половой. И что Орлов с Мамоновым, любители реформ, и есть те самые застрельщики всех этих безобразий! Но посмотри, ведь следствие идет, а вот о них, голубчиках, ни слова. И государь, а я уверен, все знает, но молчит. Как будто бы он сам замешан в этом. Как-будто бы планировали что-то вместе, да вот в последнюю минуту не срослось. Ты можешь все это себе представить? От этих мыслей кругом голова!

Князь. Да, граф, история. Боюсь, что ниточка событий берет свое начало еще от государя Александра, которого, мне кажется, заела совесть. Он, видно, все ж не пережил события той ночи, когда покончили с его отцом. После чего пришли и нагло заявили… ты вспомни: «Ваш отец почил. Идите, Александр, правьте государством».

Граф. Возможно, что ты прав, но только ныне в жертвах оказались всего лишь исполнители чужой недоброй воли, и государь наш Николай, похоже, их скоро всех погонит на заклание как истинных, ты понимаешь, истинных зачинщиков глупейшей смуты. Ну и, конечно, Николя под общую метлу.

Князь. Ай, боже! Ну какой же он зачинщик? Да из него злодей, как из дворовой бабы баронесса.

Граф. Ум надо, князь, иметь! Ты понимаешь? Ум! Когда б ни лез куда не надо, ни бегал по собраниям тайным да языком своим бы ни молол, мы б, может, не сидели здесь, ломая голову над тем, как вызволить его из этого абсурда. И впрямь, уж лучше б псарней занимался! Куда полезнее занятие, чем маршем прыгать по морозу с чужими мыслями в мозгах.

(Во время монолога графа появился Еропка. Слегка согнувшись в почтительной позе, он терпеливо ждет, когда на него обратят внимание.)

Граф(заметив, наконец, Еропку). Сказать что хочешь, ласковый ты наш?

Еропка. Ваше сиятельство! Они-с просили их простить. Они-с таких названий сроду не слыхали-с. И очень просят вас не гневаться на них.

Граф(князю). О чем он говорит?

Князь. О лобстерах.

Граф. Ах да, омары… Ну что ж иного мы от них не ждали. (Снисходительно глядит на Еропку.) Ну, ты пока ступай, голубчик, с миром. Коль будешь надобен, то кликнем непременно. А тем, кто там, на кухне, передай: мы их невежество всецело им прощаем.