И все это помогает, когда дело идет о таких сугубо военных вопросах, как оценка сил противника, принятие решения, куда, как и какими силами нанести удар. Ибо за этими решениями, за картами и схемами стоит реальная, а не условная и нередко уставами не предусмотренная обстановка, видны силы врага, не преувеличенные и не преуменьшенные, а осуществляют решения люди, разные по своим личным качествам.

Далее, проникновение в военное искусство — это прежде всего проникновение в конкретную суть боя и в поведение человека в бою.

Благодаря своему партийному опыту и чутью Н. С. Хрущев понимал, на что способен солдат, офицер или генерал в том или ином бою и как лучше помочь советскому человеку осуществить свое стремление победить врага. И член Военного Совета стремился мобилизовать всю боевую технику на помощь солдату. Он требовал от командиров и политработников особенно чуткого и внимательного отношения к солдату. Органическое, реальное понимание жизни обеспечивало Н. С. Хрущеву и проникновение в военное искусство. Партийный подход товарища Хрущева ко всякому делу и блестящие качества Ватутина-полководца дали то боевое творческое содружество командующего фронтом и члена Военного Совета, которого требовала партия.

И еще одну сторону полководческого искусства постиг Ватутин. Эта сторона сближала его с Н. С. Хрущевым, придавала влиянию члена Военного Совета особую силу и характеризовала самого Ватутина как генерала-коммуниста.

Стало истиной, что Великую Отечественную войну ведет не только армия, но весь народ и оборону страны организует правительство. Это выражает характер Советского государства и характер и масштаб современной стратегии, определяет действия фронтов и каждого командующего.

Ватутин хорошо знал, что и в прошлых войнах, которые вели Суворов, Кутузов, суть полководческого искусства заключалась не только в том, чтобы правильно оценить намерения и силы противника, его позицию и верно решить, как нанести удары — правым флангом или левым, или центром, пехотой или кавалерией; и тогда вопросы использования сил страны определяли возможности полководческого искусства. Но если в ту эпоху Суворов в Италии был предоставлен самому себе, а Кутузов у Бородина и Тарутина решал все самостоятельно, то характер современных операций, их взаимосвязь, их зависимость от резервов страны таковы, что действия фронтов планирует и ими руководит Ставка.

Давний закон войны — действуй в интересах высшего соединения — приобрел остроту, какой он никогда не имел.

Ватутин видел, что фронтовая операция планируется Ставкой с учетом сил и возможностей не только данного фронта, а и с учетом резервов страны, с учетом возможностей военной промышленности, видел, как планирование Ставки и соответствующее снабжение обеспечивали продвижение вперед войск того или иного фронта.

Ватутин не раз испытывал, как в самые критические моменты борьбы ему приходило на помощь пополнение, которое посылал советский народ. Прибывали танки, орудия, самолеты, направленные Ставкой, — единая государственная стратегия, осуществляемая Ставкой Верховного Главнокомандования, определяла развитие событий на фронте.

При этом роль Ставки не сводилась только к планированию и общему руководству. Современные средства борьбы — стратегическая авиация, быстро подвижные наземные войска — давали возможность Ставке влиять на ход сражения, а современные средства связи позволяли ей ориентироваться в событиях, совершавшихся на поле боя, и немедленно на них peaгировать, твердо ими управлять.

Ватутин видел, что все это по своим масштабам, по своему характеру, по организационным принципам соответствует тому же государственному руководству строительством, развитием культуры СССР, которое он постигал до войны. Именно руководство правительства и Центрального Комитета Коммунистической партии, обеспечивавшее мобилизацию всех сил страны, осуществлявшее единое плановое их применение в ходе социалистического строительства, теперь направляло ход войны.

Государственный подход к делу стал в народе законом жизни, вошел в плоть и кровь партийных руководителей, и в том и была их сила, что исходили они в своих решениях из интересов государства.

Ватутин ощущал, как положение Н. С. Хрущева, одного из руководителей партии, придает его решениям и действиям государственную широту и уверенность и как глубоко проникнуты они чувством ответственности за народ, за государство.

И, воспринимая этот государственный подход, Ватутин продолжал проходить ту партийную школу, школу государственности, идеи которой Н. С. Хрущев, представитель партии и государства, осуществлял па фронте. Постигая силу партийного, государственного руководства, Ватутин не возвеличивал своих доблестей и таланта, заслуг своего фронта, а находил удовлетворение в признании их партией, ее Центральным Комитетом. Вместе с этим к Ватутину, молодому генералу, приходили качества государственного деятеля, те качества, без которых генерал не может успешно руководить войсковыми массами в современной войне.

Ватутин стремился всегда уяснить себе, чего требует от него Ставка, и с чувством величайшей ответственности выполнял эти требования.

Важнейшую роль в подготовке войск к сражению играл Н. С. Хрущев как руководитель большой, мощной организации коммунистов Воронежского фронта.

Каждая фронтовая операция всесторонне обеспечивалась партийно-политической работой, и не было такого плана политического обеспечения, над которым подолгу не склонялись бы утверждавшие его Н. С. Хрущев и Н. Ф. Ватутин.