Кирхман. Чего вы желаете?

Петров. Да-с… желаю-с! хоть это, может быть, некоторым и неприятно, однако я бунтовщиком никогда не был-с!

Антонова. Эк, батюшка, вывез!

Кирхман. Ну-с, стало быть, это раз. Вы-с? (Обращается к Примогенову.)

Примогенов. Полагаю принять к сведению… но не к руководству!

Кирхман. Вы, капитан?

Постукин потрясает головой.

Понятно. Вы, Софья Фавстовна?

Лизунова. Не знаю… не знаю… ничего я не знаю…

Антонова. А я так и знать ничего не хочу!

Кирхман. Итак, мнения собраны. Один голос за, три — против, один сомнительный. Результат довольно благоприятный. Что до меня, господа, то вы, конечно, не удивитесь, если я скажу, что вполне согласен с Иваном Иванычем (не без иронии)… потому что бунтовщиком никогда не был и быть не желаю!

Антонова (встает и приседает перед Кирхманом). Подарил, голубчик!

Кирхман. Да-с, я согласен с Иваном Иванычем и имею на то свои основательные причины. Я очень знаю, что коль скоро это дело пошло в ход, то нам не желать нельзя. Сегодня мы не желаем, завтра не будем желать, а уж послезавтра пожелаем… непременно!

Антонова. Не знаю; разве язык из меня вытянут или мысли в голове совсем разобьют!

Кирхман. И разобьют-с. Следственно, нам прежде всего нужно поспешить заявлением нашей готовности, а потом… (вполголоса) а потом можно будет оставить все по-прежнему-с…

Петров (хихикая от удовольствия, тончайшим фальцетом). А потом можно будет оставить все по-прежнему!

Антонова. Вот на это я согласна!

Примогенов. Это похоже на дело. Что называется, измором, то есть измором, измором ее!

Антонова. Эмансацию-то!

Кирхман. Разумник Федотыч постиг мою мысль во всем ее объеме. В делах такого рода, господа, прежде всего форму соблюсти надо, чтоб все глядело прилично и гладко.

Петров (хихикая). А потом оставить все по-прежнему. Бесподобно!

Кирхман. Объясню вам это примером. Был у меня в суде секретарь. Бывало, позовешь его, разъяснишь, что такое-то дело следует решить так-то. Вот он приготовит все, поднесет к подпису; смотришь — совсем не то! Опять призовешь его, опять внушишь; на другой день он опять приготовит, и опять не то. И до тех пор таким образом действует, покуда не махнешь на все рукой и не подпишешь, как ему хочется. Не можем ли мы из этого примера извлечь для себя поучение?

Примогенов. Можно!

Петров. Даже очень можно-с!

Кирхман. Или вот пример еще более практический. Бывало, когда губернское начальство требует от суда каких-нибудь очень неприятных объяснений, я всегда поручал объясняться этому секретарю. Я делал это в том уважении, что господин секретарь имел дарование писать столь обширно и столь непонятно, что губернское начальство удовлетворялось немедленно.

Петров. Как же! как же! Бывало, мы так и говаривали ему: напиши-ка, брат Иван Дорофеич, объясненьице да с приплетеньицем!

Кирхман. Не можем ли мы, господа, и из этого примера извлечь для себя поучение?

Примогенов. Ничего, можно!

Петров. Даже очень можно-с!

Кирхман. Итак, господа, в настоящем положении дела я еще не вижу причины огорчаться. Я думаю, что не только следует безусловно исполнить желание нашего достойного представителя, но не мешало бы даже для вида прикинуть что-нибудь! Так, самую малость… по части чувств!

Примогенов. Букетами, то есть, пустить!

Петров (окончательно повеселев, почти визжит). А потом оставить все по-прежнему!

Кирхман. Ибо прежде всего надобно смотреть на дело прямо, не пугаясь его. Если вообще во всяком предмете есть своего рода мягкое место, то отчего же и здесь ему не быть?

Примогенов. Это совершенно справедливо.

Кирхман. А если есть это мягкое место, то зачем же нам заранее тревожиться опасениями, быть может, и воображаемыми? Не лучше ли приступить к делу с легким сердцем и устроить таким образом, чтоб все осталось по-прежнему?

Антонова. Ах, как это хорошо! Я уж теперь начинаю чувствовать, как все это во мне дрожит!

Кирхман. Это оттого, сударыня, что вы благодетельствовать очень любите.

Антонова. А что вы думаете, Андрей Карлыч! Я вот иногда сижу одна и все думаю, и все думаю! Что вот у нас и курочка-то есть, и поросеночек-то есть, и всего-то довольно, и всем-то мы изобильны, а у них ничего-то, ничего-то этого нет! Нет, как ни говорите, а это ужасно!

Примогенов. Вот оно что значит немецкая-то нация! Куда бы мы делись без немцев! Сейчас Андрей Карлыч все разрешил, даже Степаниду Петровну в чувство привел!