После этого по городу с дикой мощью хлестнула пылевая буря.

И не обыкновенная, а одна из самых ужасных и свирепых, какие Найл когда-либо пережил в своей жизни. А уж повидал он на своем веку немало: Северный Хайбад отличался такими жестокими ураганами, что однажды Найл, возвращаясь вместе со своим отцом из подземного города, чуть не погиб в пустыне.

Если бы не встретились тогда на пути руины древнего разрушенного города, надежно укрывшие от яростной стихии, ничто не спасло бы усталых путников.

Порывы ветра все усиливались. По улицам покатились клубы густой серой пыли, в которых метались толпы обезумевших от опасностей людей.

Чувствительные пауки давно предвидели опасность и успели укрыться в своих убежищах, а людей катастрофа застала врасплох.

Сначала жители испугались яростных толчков и высыпали на улицы из своих жилищ, а теперь лихорадочно торопились забраться обратно в помещения от пыли, нещадно хлеставшей вдоль проспектов, поэтому у входных дверей каждого здания возникла невероятная давка. Плотные людские массы сгущались около входов, сверху было видно, как их головы беспорядочно колышутся в невероятных завихрениях.

Некоторые не могли устоять на ногах и падали, чтобы не подняться уже никогда, – тот, кто валился под ноги такой толпе, мог сразу попрощаться с жизнью, потому что шансов встать на ноги у него не оставалось никаких.

Кости несчастных хрустели под ногами их соседей по кварталу. Снизу, от тротуара, доносились вопли и предсмертные хрипы, но никто не обращал на них внимания, каждый думал только о спасении собственной жизни. Все центральные улицы были заполнены яростными криками отчаяния, не заглушаемыми даже завываниями безжалостного ветра несущего тучи пыли.

С каждым мгновением небо чернело все больше. Точно гигантская тень надвигалась на Город. Мрак наползал, как неумолимая исполинская рука, готовая прихлопнуть улицы и площади, как надоедливую муху.

Удары раздавались снова и снова, так что кровь леденела в жилах от ужаса.

Найл отдал мысленный приказ Хуссу, и пустынник стремительно поднялся на самый верхний этаж небоскреба. Центральные глаза паука отличались невероятной зоркостью, перекрывая возможности подзорной трубы.

Оставаясь на месте, он подключился к зрению Хуссу и увидел чудовищную картину.

В той стороне, где располагался оставленный сеттлмент, вспыхнул гигантский костер. Вершина одной из гор, окружавших Жемчужные Врата, внезапно взвилась столбами черного жирного дыма. Черные тучи, клубы дыма от исполинского пожара, заволакивали все небо над резиденцией, и от этого душу Найла сковал холодный ужас.

Зрительные образы поступали в сознание Найла напрямик от Хуссу, пронзающего взглядом далекие места.

Картины были неестественно яркими, четкими, контрастными, человек никогда не смог бы так увидеть окружающий мир.

В отчаянии Найл оставил на время Хуссу и мысленно связался с Смертоносцем-Повелителем, после чего сразу понял, что тот тоже пребывает в растерянности.

«Огненный ужас! Огонь из горы! Страшная опасность!» – отчаянием зазвенели ответы верховного паука.

Единая телепатическая сеть, связывающая разумы всех пауков в городе, дрожала и билась от тревоги.

– Вулкан! Это же вулкан! – закричал Симеон, стоящий у окна. Он ожил и извергается!

Но Найл уже все знал. Не выключаясь из контакта со Смертоносцем-Повелителем, он смог выйти на ментальную связь с одним из смертоносцев, оставшихся в Жемчужных Вратах, и пришел в ужас…

Стоило только один раз взглянуть на происходящее в резиденции глазами находящегося там паука, как в этот же момент он понял, что заставило его пробудиться на рассвете и так стремительно покинуть резиденцию.

Грудь его беспомощно похолодела. Симеон что-то кричал, но Найл не слышал ничего, не разбирал ни слова. В ушах стоял какой-то тупой звон, потому что он видел бушующий огненный океан, извергающийся с вершины горы, и чувствовал приближающуюся к тем местам смерть.

Вокруг все что-то кричали, но он не слушал ни единого слова. Он вообще отсутствовал в тот момент в небоскребе, а был вместе только с Гезлой и своими любимыми племянниками, оставленными им в горной долине…

… Гезла проснулась рано утром от веселого пения неугомонных птиц, потянулась всем телом и с наслаждением почувствовала, что отлично выспалась на новом месте. По сравнению с городской пылью здешний воздух был просто чудом, драгоценностью, деликатесом. Ночью с озера, темневшего в центре резиденции, тянуло свежестью и прохладой, так что даже сквозь сон Гезла чувствовала, насколько живительны ароматные струи, проникающие снаружи в спальную.