— Ничего не случилось, — ответил я. — Уезжал, вот и все. Нужно было.

— Уезжал? — озадаченно переспросил Руво, один из парней. — Но, кажется, ребята говорили, что видели тебя в городе…

— Показалось, — возразил я. А про себя удивился: кто и когда мог меня видеть?

— Ну-у… может быть…

В том же духе меня приветствовали еще несколько человек. Я отделывался все теми же фразами об отъезде, и мне верили. А если и не верили, то все равно не настаивали. Но работало это аккурат до того момента, пока я не наткнулся на Хозе.

Он был странным. Старше меня на два месяца, иногда он казался совершенным ребенком, этаким первоклашкой, думающим, будто весь мир — это ягодная карамель и сахарная вата. В следующий момент он мог проявить себя такой циничной сволочью, словно ему было, как минимум, лет тридцать пять. Я всегда поражался, как ему удается так изменять свое поведение. Он, впрочем, и сам не знал. Такой вот был характер. Кроме того, я подозревал, что Хозе курит травку — ну, вы понимаете, о чем я. Уж очень странные вещи он иногда говорил. Нормальному человеку в здравом рассудке никогда бы такое и в голову не пришло. Да и вид у него временами бывал очень странный. В частности, взгляд. Словно бы в никуда. Невольно появлялись мысли, что он видит нечто, чего не видишь ты. Да, он был странный, но он был моим другом. Единственным.

Хозе шагнул мне навстречу с нижней ступеньки школьного крыльца, где сидел до сего момента. Вид у него был, как и обычно, отстраненный и рассеянный, а так же слегка сумасшедший. Его волосы — он их высветлял до белесой желтизны — выглядели так, словно он, пробудившись от беспокойного сна, забыл причесаться. Возможно, так оно и было. Возможно так же, что он и вовсе не спал этой ночью.

— Какие люди, — сказал он, заступая мне дорогу. — Я уж опасался, ты исчез в неизвестном направлении, не попрощавшись.

— Мне нужно было уехать, — ответил я привычно. Режьте меня, но даже единственному другу я не мог рассказать правду или хотя бы часть ее.

— Ага, как же. Уехать. Какого же дьявола тогда у тебя дома трубку берут копы?

— Ты мне звонил?

— Ну а ты как думаешь? Пропал без предупреждения, ни на уроках, ни после уроков тебя нет. Разумеется, я звонил тебе домой. Первый раз попал на копа, а потом вообще никто трубку не брал. И дверь у тебя вся опечатана копами. Так что стряслось?

Только сейчас до меня дошло, что и кто-нибудь еще, кроме Хозе, мог прогуливаться мимо моего дома и видеть все те желтые гирлянды, что навешали на него полицейские. Я жил, правда, далековато от центра и от школы, практически на отшибе, но кто-нибудь любопытный мог и забрести.

— Кто еще пытался заглянуть ко мне в гости, Хозе? — спросил я.

Он пожал плечами.

— Кажется, никто. Но я не уверен. Если кто и пытался, держит язык за зубами. Как и я, — прибавил он значительно. — В школе никто ничего не знает. Ну? Илэр?

— Давай поговорим на большой перемене? Нам уже пора.

Мы уже действительно опаздывали. Взглядом, полным презрения, Хозе проводил спешащих мимо нас мальков, временами переходящих на бег. Ребята явно заботились о том, чтобы попасть в класс вовремя.

— Ладно, тогда до перемены. Встретимся на стадионе, на трибуне.

На большой перемене Хозе опередил меня. Когда я подошел к трибунам, то увидел его сидящим на одной из верхних скамеек. Он жевал бутерброд, запивая его соком из пластиковой бутылки, и наблюдал за мальками, затеявшими на поле шумную игру в салки. Он казался полностью поглощенным их возней, но меня заметил сразу, и замахал рукой, привлекая мое внимание. Я подошел и сел рядом.

— Хочешь есть? — спросил Хозе, протягивая мне надкусанный бутерброд. Я покачал головой. — Ну, тогда давай, рассказывай. Времени у нас немного.

— Что рассказывать? — тупо спросил я.

Хозе посмотрел на меня, словно на законченного идиота, и нарочито медленно и внятно проговорил:

— Все рассказывай. Где бывал, что поделывал, и почему полиция вдруг облюбовала твой дом.

Я вздохнул. Рассказывать не хотелось. Разумеется, если я даже выложу всю правду, Хозе не вообразит, что я наврал с три короба, и не объявит меня сумасшедшим, он и сам чокнутый, так что дело было не в этом. Просто я не хотел еще раз проходить через весь испытанный мною ужас. Хватит с меня и двух раз: сначала я рассказывал Кристиану, потом — Эмонту Райсу. Кроме того, мне хотелось бы избежать втягивания в неприятности лишних людей. То есть не лишних… Хозе все-таки был моим другом, и я чувствовал бы себя виноватым — это слабо сказано — окажись он под прицелом моих клыкастых знакомых. Если я расскажу ему правду, то как я могу знать, что не подставлю его? За ним-то не таскается эскорт из полицейских, как за мной.

— Э, дружище, — озадаченно протянул Хозе, взглянув на меня. — Что-то ты сбледнул с лица. Серьезная беда стряслось, да?

Я отвернулся и сипло (горло сдавило) сказал:

— Ты только не болтай. Не хватало еще, чтобы все ходили и выражали свои соболезнования.

Я рассказал-таки Хозе все, как было. То есть, не совсем все. «Потустороннюю» часть истории я опустил. Хозе слушал меня внимательно и очень серьезно; при этом ни разу за все время, пока я говорил, не оторвал от меня взгляда. Первое, что он сказал, когда я замолк, было: