Так не хотела думать, но думала Иоанна, зная, что ничего вслух им не скажет, а если и скажет, никто не остановится послушать, а если и остановится, никто не услышит, потому что не пожелает услышать. А то отправят и в психушку — не её первую и не её последнюю в Российской истории.

Просыпаюсь с бодуна — Денег нету ни хрена, Глаз заплыл, пиджак в пыли, Под кроватью брюки.

До чего ж нас довели Коммунисты-суки!

Будто Воланд со своей свитой давал ежедневный сеанс черной магии с последующими разоблачениями.

Ваучеры, всевозможные девальвации, деноминации, акции дутых банков, финансовых пирамид, фондов, оборачивающиеся пустыми бумажками; заявления и обещания на самом высоком уровне, оборачивающиеся ложью и сотрясением воздуха — всё было пустым, искусственным, фальшиво-обманным, красивым гробом с мёртвыми костями. Редкое «добро», вроде всяких фондов милосердия, — «казалось», а не «было». Весь вроде бы на века построенный мир распадался, превращаясь в прах, как тело, из которого вынули душу… «Ушёл Господь…» — печально думала Иоанна.

Сталинская Антивампирия бессмертна, как шаг к Замыслу. Она перетекла в вечность, — став ступенью восхождения Богочеловечества к Небу.

День Защиты «От Отечества». Разве может быть единое отечество у тех, кого жрут, с теми, кто их жрёт? У овец и волков?

«Не было бы Иуды, не было бы спасения». Диалектика. Не было бы Иудушки-Троцкого, его надо было бы выдумать. Он помог избавиться от пятой колонны и выиграть войну. А номенклатурные специнкубаторы помогали Иосифу отличать доброкачественные яйца от змеиных.

Как пост для верующего — не самоцель, а средство изгнать бесов и преодолеть страсти /страдания/, так и Антивампирия Иосифа была средством защиты от бесов и уводящих от вершины вожделений.

— Признайся, АГ, тебя туда редко пускали? Вот видишь! Как же можно не пускать, будь это ваше царство?

Сталинские «винтики и гвоздики» — ступенька к Замыслу. Лишь в Царствии малое получает Всё от Целого. Жизнь с большой буквы, полноту Бытия.

Если на вопросы: «Веришь ли ты в Бога?», «Крещён ли?» человек отвечает утвердительно, считается, что с ним всё в порядке. На верном пути, спасён, хоть и живёт «как все». А между тем, это означает лишь: «Да, я записался в армию». Но если я не сражаюсь на поле боя плечом к плечу с братьями по оружию, хоть и должен там быть, а отсиживаюсь дома, в тылу? Тогда твой ответ означает, что ты дезертир и заслуживаешь трибунала.

Ответственность за это несёт или сам горе-воин или его командир /церковный пастырь/, как бы подводя себя и свою нерадивую паству под трибунал Страшного Суда. В то время как с человека «неразбуженного», «холодного», спрос гораздо меньше, ибо он не давал присяги. И если такой человек сражается по велению сердца, порой сам того не ведая, на стороне Христа, он получит свой венец.

С этой точки зрения совершенно в ином свете представляются взаимоотношения Церкви с революцией. Иосиф, с одной стороны, зная, что предстоят кровь и террор, отделил Церковь от государства, избавив от необходимости благословлять жесткий тоталитарным режим или идти с ним на конфронтацию. То есть политика Иосифа в отношении Церкви была, пусть косвенно, направлена на очищение Православия. Взяв на себя ответственность за грех кровопролития, он повёл народ в бой за Великую Русь, за объединение богоизбранного отечества, продолжив дело Сергия Радонежского и других святых-объединителей. В бой за право «выйти из неё» и жить иначе, чем «лежащий во зле» мир.

Он уничтожал силы тьмы их же руками, разделяя, стравливая, используя «недозволенные приёмы», и находящийся у него в послушании народ косвенно, а то и добровольно служил Спасителю, Его Делу, не называясь открыто христианским. Иосиф привёл их, как полководец, на поле сражения на стороне Света /ибо против князя тьмы/, не накладывая на них никакой клятвы и тем спасая. Тем более, что многие на этой войне ощутили себя ВОИНАМИ ЗА ПРАВОЕ ДЕЛО, отдали «борьбе за освобождение человечества» от царства Мамоны — сердце.

Поэтому, если ты отвечаешь на вопрос о вере в Бога утвердительно, но отсиживаешься на печи — это осуждение для тебя и соблазн для других. Творец любит «горячих», жалеет «холодных» /неразбуженных/, но отторгает «теплохладных» /равнодушных/.

Песня «Я люблю тебя, жизнь» была жизненной программой «товарищей». Им не дали её осуществить, разрушив стены общего дома и социальный уклад, соответствующий христианской этике.

Вот и окна зажглись, Я шагаю с работы устало, Я люблю тебя, жизнь, И хочу, чтобы лучше ты стала.

Мне немало дано — ширь полей и пучина морская, Мне известна давно бескорыстная дружба мужская, В звоне каждого дня так я счастлив, что нет мне покоя, Есть любовь у меня. Жизнь, ты, знаешь, что это такое.

Как поют соловьи, Тишина, поцелуй на рассвете, И вершина любви — Это чудо великое — дети.

Вновь мы с ними пройдём Детство, юность, вокзалы, причалы, Будут внуки — потом Всё опять повторится сначала.

Ах, как годы летят, Мы грустим, седину замечая.

Жизнь, ты помнишь солдат, Что погибли, тебя защищая?