Шрифт:
И мы скатились по лестнице во двор, выскочили через подворотню на улицу.
– Куда это вы? – крикнула вдогонку бабушка Волк. – Крендель, назад!
– Проклятый вор! – ответил Крендель. – Он у меня еще попляшет.
А я ничего не сказал, а про себя подумал:
«Еще бы».
Тимоха-голубятник
– Да не брал я твоих голубей, Кренделек! – закричал Тимоха, как только нас увидел. – И что это такое! Как только у кого крадут голубей – сразу думают на меня!
– Проклятый вор! Ты у меня еще попляшешь!
Я заволновался, когда увидел, какой оборот сразу приняло дело. Мне казалось, что Крендель должен начать разговор деликатно, немного издалека, а он сразу взял быка за рога.
– Да не брал я твоих голубей! Я и в училище отличник, разве я стану красть?
Тогда Крендель подошел к Тимохе поближе и сказал:
– Не брал?
– Не брал я твоих голубей, Кренделек, не брал.
– А отчего у тебя глаза бегают?
– От волнения, – сказал Тимоха. – И что это такое! Как только у кого крадут голубей – сразу ко мне. А я и в школе был отличник, и в училище. Ну зачем мне красть?
– И в школе говоришь, отличник! А это что такое, гражданин? – И Крендель прямо в нос Тимохе сунул блестящую пуговицу.
– Да не знаю я, что это такое! – закричал Тимоха, глядя на пуговицу одним глазом.
– Не знаешь! А не у вас ли в пэтэу такие штуки на форме носят, а после оставляют на месте преступления?
– Ты что, Кренделек. Да у нас вообще никакой формы нету. Ходим, как все люди: в брюках и пальто.
– Как люди, говоришь! Проклятый вор! А отчего на тебе шапка горит?!
И тут я поглядел на Тимоху и увидел, что из-под шапки у него прямо дым валит и она вот-вот воспламенится.
– От волнения же! – сказал Тимоха. – Это – пар, понимаешь? Пар идет от волнения. А мы, как люди, ходим, Крендель, нет у нас таких пуговиц. Да ты сам подумай, ну зачем мне твои голуби? Ну как бы я стал их гонять? Ведь Моньку каждая собака знает.
– Ты давно уж к Моньке приглядываешься!
– У меня Тучерез не хуже Моньки.
– Тучерез не хуже Моньки? От Моньки у твоего Тучереза башка закружится, дуборез!
– Тучерез дуборез??? – сказал Тимоха, внезапно бледнея. – Монька твой – кило пшена!
Крендель побагровел.
– Кто кило? – закричал он. – Ну, пэтэушник! Ты у меня сейчас попляшешь!
Крендель уже подбоченился, становясь в позу, подходящую для пляски, как вдруг какой-то неизвестный человек вклинился между ним и Тимохой.
– А ну-ка спокойно! Разойдись! Сейчас милицию позову! Товарищ милиционер! Товарищ милиционер!
И Крендель отскочил, и Тимоха отодвинулся в сторону. Бледные и красные, они стояли поодаль друг от друга и тяжело дышали. Неизвестный тихонько засмеялся и пошел своей дорогой.
Мы не посмотрели ему вслед. И зря не посмотрели, потому что этот неизвестный никогда бы не позвал милиционера. Это и был Похититель.
Следы в подъезде
Тетя Паня, дядя Сюва и бабушка Волк сидели под американским кленом, играя в «козла».
– Рыба! – крикнула тетя Паня и крепко ударила костью по столу.
– Какая такая рыба? – прищурился дядя Сюва, разглядывая фигуру, выложенную на столе из косточек домино, действительно слегка похожую на черный рыбий скелет. – Какая такая рыба? Окунь или голавль?
– Эх, – вздохнула бабушка Волк, – сейчас бы селедочки баночной.
– Зря я на Тимоху налетел, – сказал Крендель.
– Еще бы, – ответил я.
– Тимоха здесь ни при чем. Тут замешан кто-то другой.
– Свой у своего красть не будет, – сказала тетя Паня. – Это кто-то чужой.
– Конечно, чужой, – сказал дядя Сюва. – Свой красть не будет. Только кто – вот вопрос.
– Как это кто! – крикнула из окна Райка. – У нас в доме все свои, кроме одного.
– Кого?
– «Кого-кого»! Того сундука в плаще из двадцать девятой квартиры. Живет один, как сыч, в двух комнатах и платит за них такие деньги, какие нам не снились.
– Раиса, – сказала бабушка Волк, – а кто ему готовит первое и второе?
– Да никто ему не готовит! Кому он нужен!
– А деньги откуда берет?
– «Откуда-откуда»! – ответила Райка. – Хитит.
– Да что это вы, – сказал дядя Сюва. – Чего навалились на человека. Он меня так за душу брал. «Березкой».
– Да тебя кто хочешь за душу возьмет.
– Ну-да! – обиделся дядя Сюва. – У меня знаешь какая душа! Не то что у тебя. У меня душа широкая.
– Постойте! – закричала тетя Паня. – Я ведь видела. Вчера он лазил на крышу и крутился возле голубятни.