Он любил это место. Ряды книг, уходящие до самого потолка, цветные витражи, пылинки, парящие в звонкой прохладной тишине. Под высокими сводами любой звук растворялся подобно капле, упавшей в бескрайнее озеро: шелест страниц, шаги редких посетителей, мерный стук маятника в старых часах... Мудрость, накопленная стенами библиотеки, казалась Шуту терпким вином, с годами приобретшим особый изысканный вкус... Обитатели дворца не особенно чтили ее своим вниманием, и это было хорошо. Каждый раз, закрывая за собой дверь в этот чертог знаний, Шут чувствовал, что оставляет за порогом все дрязги, интриги, сальные шутки, жеманные улыбки, всю эту ложь и суету. Он с ногами забирался в большое кресло у высокого стрельчатого окна, откуда была видна входная дверь, и мог сидеть в нем часами, листая пожелтевшие страницы бесценных фолиантов.

Там его и застала королева. Вошла неожиданно, без стука, ведь это была не личная Шутова комната.

– Прохлаждаешься, Пат, - будто ледяные осколки звонко ударились о хрустальное дно тишины.

Патриком его назвали, чтобы звать хоть как-нибудь. Настоящего своего имени Шут никому не сообщал, а прозвище его никто не воспринял всерьез, ибо в Солнечном Чертоге оно обернулось настоящей должностью.

– Ошибаетесь Ваше Величество. Готовлюсь к празднику, - он улыбнулся ей тепло и искренне. Но выражение лица королевы оставалось непроницаемым. Что-то было не так с ней, однако Шут не мог понять что именно. Ему показалось, Элея бледна, но он не взялся бы сказать наверняка. Возможно, виной тому была лишь игра света, искаженного синими стеклами витража.

– Мне известно, какая это подготовка! Отвлекаешь портних от важных заказов. Знаешь ли ты, что весь курятник мадам Сирень сегодня занимается только твоим нарядом?

– Я польщен!
– Шут радостно сверкнул глазами.

Вместо ответа королева поджала губы и неожиданно выхватила из рук у него книгу, что Шут держал, когда она вошла.

– 'Острословия Марта Коротышки'...
– Элея открыла страницу наугад, и глаза ее скользнули по строкам. Шут довольно глядел, как на губах у королевы заиграла улыбка, а на щеках - румянец. Наконец она расхохоталась и бросила 'Острословия...' обратно.
– Патрик, эти шутки ужасны... Если их услышит леди Бусс, ее хватит удар.

Он осторожно отложил в строну удачно пойманную книгу. Это был один из немногих экземпляров, иллюстрированных в технике живых чернил.

– О, не волнуйтесь, Ваша Светлость. Она их не услышит. Подобные шутки предназначены для других ушей. Да и не думаете же вы, что я украду чужие слова? Это всего лишь один из моих источников вдохновения!
– он лукаво посмотрел на нее, склонив голову набок. На самом деле Шуту вполне хватало собственных мыслей и остроумия, ни в каких дополнительных источниках он не нуждался. Просто уже привык выставлять себя большим дураком, нежели был на самом деле.

– Знаю я, где твое вдохновение... У фрейлин под юбками!
– неожиданно резко бросила ему Элея.

Шут опешил. Никогда раньше королеву не трогали его интрижки с придворными девицами. И никогда она не позволяла себе подобных грубостей. Упрек из ее уст прозвучал как-то особенно обидно, и непонятным образом задел за живое. Ответить, однако, Шут не успел - Ее Величество королева Элея покинула библиотеку, громко ударяя пол острыми каблуками. Последний взгляд, который она бросила на Шута, оцарапал его хуже любого кинжала.

Некоторое время он сидел в глубокой задумчивости, пытаясь понять причину столь несправедливого гнева. Ревность отпадала сразу, Шут знал, что королева скорее уйдет в монахини, чем позволит ему взглянуть на нее как на женщину. Может он обидел кого? Ее близкую подружку? Одну из фрейлин? Да нет... не было такого. Или одна из барышень округлилась животом, и отцовство опять приписали господину Патрику? Но он бы первым узнал. Шут перебрал в уме еще несколько домыслов, и все они показались ему лишенными оснований.

Устав от пустых раздумий, он решил, что лучше будет снова взяться за чтение. Разумеется не сочинений развратника Марта. Ими он увлекался в том возрасте, когда растительность на лице еще только намечается, а вот прыщей на нем уже хоть отбавляй. Хотя конечно в юморе старику не откажешь. Но на данный момент 'Острословия...' были лишь ширмой для совсем другого чтения...

Шут извлек из-под полы камзола маленький, но увесистый томик.

'Ловкость рук все-таки ценное приобретение, надо отдать должное Виртуозу и его урокам'...

Шут сердито дернул щекой, отгоняя призраков прошлого. Нет, он не будет думать об этом сейчас, не будет, не будет... Лучше вернуться к книге.

Шут и сам не взялся бы объяснить, отчего он спрятал ее от королевы. Просто ему претила мысль, что кто-то увидит его за чтением философских измышлений Ависа Правдивого или Луирато...

У Шута было несколько любимых авторов, часть их выступлений он помнил наизусть и мог бы прочесть, не сверяясь с текстом. Но такое разве только в страшном сне приснится! Дуракам не положено знать подобные вещи, дураки при дворе должны кривляться и сыпать пошлостями.