– Главное, чтобы муза была классная, а все остальное приложится, — как самый опытный, подвел итог дискуссии Геннадий Федюшкин. — И еще, чтобы она умела готовить.

Глядя на них, Лидия терла свои обвислые щеки, пытаясь, незаметно смахнуть слезы радости, и думала: "Как это здорово, даже мимоходом почувствовать этот непередаваемый флер фантазии. Просто посидеть рядом, понять, сопережить, родиться и умереть с любимым персонажем." Сейчас она впервые постигла ту простую тайну рукописного творчества, что дает нам силы жить дальше, несмотря на прохудившиеся сапоги или разлитую банку щей: верить в далекую прекрасную графиню (зачеркнуто) маркизу, что сидит в высокой башне, ожидая верного возлюбленного. Отдав тяжелой и скучной работе весь день, вечером вытащить измятые листы, править текст, прибавлять красочные описания и замирать от счастья причастности к неведомому миру, что видится пока только ей. А на улице будут лаять бездомные собаки; будет стучать в стену, мучаемый бессонницей, сосед; но в её квартире будет волноваться море, плакать серебряная чайка, и будет свой мир. Он обязательно будет, может, немного корявый, а, может, и немного наивный, но он будет.

— Все?

Я просяще поглядела на музу. Она смиловалась и кивнула.

Я вывела «КОНЕЦ», а сама подумала: "Разве бывает у фантазии конец? Конечно, нет! Просто мне трудно проститься с тобой, моя милая муза пятьдесят шестого размера. И пусть у иных авторов молоденькие дамочки бренчат на сладкоголосых арфах, я, все равно, возвращаюсь к тебе, после побед и поражений. Может, потому, что мы с тобой так похожи — обе страшные неудачницы. Но в этом, я тоже сомневаюсь…"