– Ждите ответа… Ждите ответа…

– Как соловей лета, — машинально закончила Лидия и, попереминавшись на натруженных ногах, устало села в угол и приготовилась ждать.

Минуты текли медленно, словно густой кисель, что вчера подавали на третье — больные, не пробуя, выливали его в туалет, отчего местные сантехники, каждый раз страшно матерились, прочищая намертво заклеенные трубы. Она закрыла глаза. Ей вспомнился сегодняшний конфликт с рубщиком мяса. Тот, мелко искрошив кости, бросил на разделочный стол садистки истерзанные куски, а она от всей души пожелала, чтобы его руки напоминали подобные шматки. Но даже это неприятное происшествие она сейчас почему-то вспомнила с затаенной нежностью.

Лампочка, несомненно, бывшая в альянсе с лифтом, дважды мигнула и погасла. Неожиданно почувствовав себя одинокой и беззащитной, Лидия вдруг громко разрыдалась. Лифт заурчал подобно довольному коту и неожиданно поехал вверх. Вверх и опять вверх.

– Куда я еду? — Все возможные варианты, вроде внезапного сумасшествия или вмешательства инопланетян она отвергла с ходу — вот еще, бабушкины сказки.

– Десятый, одиннадцатый… двадцать второй — машинально считала она. Стандартная серая девятиэтажна, никак не могла иметь десятого этажа, но лифт этого понимать не хотел и упорно возносил притихшую повариху верх. Стучали стыки невидимых этажей, изредка вспыхивали огонечки площадок. Она уже не плакала и этажи не считала, только тихо всхлипывала, не выпуская из объятий, словно родной, тяжеленный пакет. Внезапно лифт, встал. Дверь открылась. Не веря своему счастью, она вытащила на гладкий пол свои сумки и огляделась. Как по волшебству, исчезли исписанные черным маркером грязные, все в разводах стены, потолок поднялся на добрых три метра и был девственно чист. Нет квартирных дверей, битых лампочек, даже столь привычного затхлого запаха мусоропровода и то нет, только уходящий в неизвестность, просторный светлый коридор с гладкими плитами серого камня. И еще страх. Будто выпрыгнув из ниоткуда, он повис в воздухе, окружив Лидию своим тревожным дыханием.

– Вот занесла нелегкая, и где же я?

Мимо пробежала стайка молоденьких девиц. Весело щебеча на ходу, они гурьбой скрылись в конце коридора. Лидия Михайловна тяжело потянулась следом, трезво рассудив, что если где и есть выход, то молодежь об этом лучше знает. Вскоре показались витьевато украшенные двери со множеством замков, замочков и целым набором щеколд — что-то вроде витрины в магазине хозяйственных принадлежностей.

Здесь была небольшая давка, но, не церемонясь, она пролезла в начало.

– Лазарева направо, Дарина налево, — сидящий за канцелярским, заваленным справками, столом, худощавый распорядитель, лихо сортировал очередь. Подняв измазанные чернилами окуляры очков, один из которых был немного разбит, он спросил. — Вы к кому, мамаша?

Она опешила.

– Ни к кому. Я домой.

– Домой направо, — зычно гаркнул он, ей в ухо.

И коридор закружился, стены словно по волшебству пришли в движение, начав некий лихой хоровод, подобно шумным красавицам, замелькали сотни разноцветных дверей.

– Вроде не пила, — Лидия окончательно осовела и села на пол.

А двери набирали обороты: в дикой пляске пролетали церковные ворота резного дуба, входные двери из крашеного дерева и, откровенно простецкие, деревенские, обитые столовой клеенкой. На последних она даже разглядела блестящие кнопочки гвоздей. Движение становилось все более хаотичным. Вглядываясь до рези в глазах, она попыталась осмыслить происходящее, но передумала и закрыла глаза ладонями.

– Кончено! — прогремел громоподобный возглас.

Испуганно прищурив левый глаз, она огляделась: двери исчезли, вместо них появился мужик в смешной, квадратной шапочке. Он держал в руках потрепанную, с вздутым боком, кондукторскую сумку, где вместо билетов была намотана светящаяся лента. Он задумчиво отмотал длинный отрезок и резко оборвал ленту:

– Пройдите новопреставленная.

Лидия хотела возмутиться, но появление из абсолютно пустого пространства ещё двух мужиков с крыльями её насторожило. Те, казалось, не замечая её терзаний и нехотя вполголоса переговариваясь, лениво заспорили.

– Прекрасный экземплярчик, — усмехнулся чернокрылый, — ты даже не представляешь, коллега, сколько она вынесла куриных ножек, на полптицефабрики хватит. А бульон, какой она варила бульон — там жиринок было в два раза меньше нормы, — и обращаясь к ней, он с издевкой спросил. — Так, какой процент мяса кладут в котлеты? По-твоему выходило что этого ингредиента там вообще не должно было быть. А борщ, он — по всем правилам — красный!

Лидия вспомнила бледно-рыжие разводы варева, что они делали по четвергам из прокисшей капусты и вздохнула — свеклу воровал главный повар. Булки — вечно черствые, алюминиевые ложки — засаленные: её мысли, словно тени, побежали по гладкой как экран стене. Вот и прокопченные плиты, залитые липкой пригоревшей кашей; на свет выплыло лицо вечно недовольного рубщика мяса; Галька-посудомойка, свалив в раковину груду тарелок, отчаянно ругаясь открыла на всю мощь кран с горячей водой и поднимающийся пар заполнял все помещение… Было мерзко и противно. Тридцать лет стажа, ни одного больничного, пенсия: вспомнив о так и нереализованных льготах, Лидия Михайловна упрямо набычилась — умирать не хотелось ну ничуточки.

И в наступившей тишине, раздался судьбоносный стук в дверь. Ангелок встрепенулся — к ним кто-то отчаянно пытался войти. Приоткрыв щелку, белый оппонент, нервно крикнул:

– Суд заканчивается, просьба немного подождать.

Но, воспользовавшись замешательством председательствующих, некая личность проскользнула в комнату. Наклонившись к судьям, этот некто что-то горячо зашептал. На их лицах отразилось недоумение.

– Это как-то необычно, мы должны подумать, — нараспев начал кочевряжиться первый светлый судья.