– Ты что ж это, земляк, людей уже не узнаешь? Хоть Фрунзе и дал тебе большую награду, орден, а господа бога за бороду ты ещё не ухватил…

– Ну, ты, невежа, прикуси язык! Не больно-то расходись! – рассердился Авром-Эзра на своего зятя.- Грубиян этакий…

Шмая курил и молчал, как будто все это к нему никакого касательства не имело. Авром-Эзра достал коробку папирос и предложил:

– Брось, Шмая, свои корешки. Пожалей свое сердце и легкие. Закури-ка лучше хорошую папиросу…

– Спасибо за ласку! – отрезал Шмая.

– Странный ты человек, Шмая! – взволновался Авром-Эзра, – Что такое? Чего ты сердишься? Мало того, что вы тогда нас без ножа зарезали, забрали лучших лошадей, а обратно даже подковы не привезли. Чего же ты дуешься?

Шмая резко поднялся с места, подошел к калитке и стал возиться с засовом, но Авром-Эзра, улыбаясь, положил ему на плечо руку:

– Ну, хватит, Шмая, хватит. Слава богу, что ты вернулся жив. – И, указав на бричку, добавил: – Мы привезли тебе мешок муки, немного мяса, картошки. Бери и поправляйся, ведь ты на человека не похож стал. Жалость…

В доме у Шмаи было пусто, но он ни слова не проронил и глаз не поднял.

– Эй, братец, брось свои солдатские штуки, – ехидно улыбнулся Хацкель. – Бери продукты и скажи спасибо! Не забывай, что Рейзл у тебя такая бабенка, которая… – добавил он, хитро подмигивая.

Увидав, что Цейтлин уже тащит из брички мешки, Шмая гневно сказал:

– Забирайте это, сами кормитесь. Мне ваша милостыня не нужна. Благодетели нашлись.

Из дому вышла Рейзл и, увидав нежданных гостей, остановилась.

– Что случилось?

– Пустяки! – ответил Авром-Эзра. – Возьми, дочка, тащи в дом. Разбогатеете – отдадите когда-нибудь. Ведь мы же свои люди, соседи. Пусть будет конец нашей ссоре, давайте в мире жить…

Рейзл стояла, в недоумении поглядывала на мужа, на мешки и не знала, что делать.

Чего же ты ещё раздумываешь? Бери в дом и свари чего-нибудь своему солдату и детям. Ведь я же знаю, что в доме у тебя ни крупинки…

Рейзл подошла к бричке, взялась за мешок, но Шмая раздраженно крикнул:

– Не надо мне их милостыни, Рейзл, не притрагивайся к этим мешкам!

– Это не милостыня, Шмая, мы вернем…

– И слышать не хочу! Уже забыла? А почему они тебе не хотели одолжить ведерко картошки, когда я был под Перекопом, мальчики у них скот пасли, а для малыша нашего молока не давали? Пока я жив, обойдемся без их ласки! Ничего, без хлеба сидеть не будем…

Рейзл печально смотрела на мешки, сиротливо лежавшие возле брички, и молчала, так как хорошо знала, что ее уговоры ни к чему не приведут.

– С ума сошел! Ему теперь и слова сказать нельзя! – пожимая плечами, подошел к ней Авром-Эзра. – Люди зверьми становятся… Ведь ты же хорошо знаешь, Рейзеле председателя нашего сельсовета, Овруцкого? Скажи, пожалуйста, Шмая, чего он ко мне пристал, как пиявка? Последнюю рубаху с меня снять хочет! Посылает за мной своих людей среди ночи! Слыханное ли дело? Что такое? Чтоб я дал ему хлеба для демобилизованных солдат и для вдов. Давай ему то семена, то сено… Вот злодей на мою голову навязался! Хуже Махно. Жить нам не дает, изверг. Уж я пробовал с ним и так и этак, – как горохом об стенку. Говорит, что мы должны подчиняться… Ах ты, господи, и почему это ему на фронте только ногу оторвало?

– Чего же вы, собственно, хотите от меня? – перебил Шмая. – Чего пришли?

– Ничего. Так, к слову пришлось рассказываю. Ведь ты с ним, как это говорится, запанибрата… Тебя, дорогой, он послушает…

– Вчера он снова позвал нас, председатель твой, – вмешался в разговор Хацкель. – Что случилось? Так как начался сев, а в селе есть колонисты, которые когда-то продали нам свою землю, то он требует, чтобы мы им землю вернули да ещё дали семена в придачу и волов. То есть дай им ключи от шкафа да покажи ещё, где деньги лежат. Я начал говорить, что это грабеж, а он на меня костылями замахивается. Если бы не Авром-Эзра, он бы мне череп размозжил! Видали сумасшедшего? Поговори с ним, Шмая! Будь человеком…

– Что? – вспылил кровельщик. – А ну, катитесь отсюда ко всем чертям собачьим с вашими торбами! Вон отсюда, чтоб я вас тут не видел!

– Шмая, послушай меня, давай жить в мире. Скажи ему, Овруцкому, пусть он перестанет цепляться! – умолял Авром-Эзра. – Знаешь ведь, гора с горой не сходится, а человек с человеком… Авось и тебе от нас что-нибудь понадобится…

– Мне от вас? – спокойнее проговорил Шмая. – Забыли вы, за что меня разбойником прозвали. В жизни богатеям не кланялся! Не знаете вы меня!