Забрав у мужа смятую банку, Шэрон поднялась, чтобы принести с кухни пару новых. Вернувшись в комнату, она открыла банку, громко щелкнув крышкой, и они заговорили о других случаях нашумевших убийств.

– Ты неверно все воспринимаешь, Фред. – Шэрон опять неодобрительно покачала головой. – Этот самый „Сын Сэма", этот убийца из Калифорнии, – вовсе не зло само по себе. Просто он не похож на нас с тобой, как и на большинство других людей. Что-то жуткое, больное в их душах заставляет их совершать эти ужасные вещи. Если как следует покопаться в их прошлом, выяснится, что когда-то давным-давно они пережили ужасные страдания. Когда-то в юношеские годы их… э-э… умственно уничтожили, разрушили.

– Ну, а этот любитель скальпов? Что доктор Мэдфорд может сказать о нем?

Она вздохнула.

– Полицейские психиатры изучают почерк преступления? – Шэрон метнула на него вопросительный взгляд.

– Да, – кивнул он. – Но твоему мнению я доверяю больше.

– Очень мило, хотя и довольно глупо. По мне судить нельзя. Психиатры и психологи – народ особый, ты же знаешь. Как нельзя сравнивать результаты работы одного из них с тем, чего добился другой. По-твоему, я просто псих. Иногда я сама удивляюсь…

– Ну? – мягко попытался он вернуть ее к теме. – Этот любитель скальпов…

Она нахмурилась.

– Судя по тому, что ты рассказал мне, – Шэрон тщательно подбирала слова, – я бы рискнула предположить, что его сильно третировали в годы формирования его личности.

– Женщина?

– Возможно, но опять же не обязательно. Помни, мы ничего конкретно о нем не знаем. Мы можем только предполагать, а кто как не полицейский, лучше всех знает, насколько опасны бывают предположения.

– Да, – он невесело рассмеялся, – но это все же лучше, чем ничего.

– Это тоже еще неясно.

Кочина смотрел, как жена поднесла к губам банку с пивом, отпила из нее, а затем утерла рот рукавом. В том, как она тянула пиво прямо из банки, не было ничего женского. Едва ли эту манеру можно было отнести и на счет ее профессии. Она проделывала это с удовольствием, как парень: каждое движение исполнено уверенности, ни намека на кокетство или изысканность. Именно это он в ней и любил – откровенную уверенность, свободное от всякой ерунды умение быть самой собой.

– Ты считаешь, – спросил он медленно, – что этот парень убивал и скальпировал ради забавы?

– Ради забавы? – Она наклонилась вперед и резко поставила банку с пивом на кофейный столик среди мерцающих свечей. – Ради забавы? – еще раз повторила она, словно боясь, что неверно его расслышала. – Ты хочешь сказать, для развлечения? Да ни в коем случае. Возможно, внешне это выглядит именно так, однако внешность обманчива. У меня нет ни малейших сомнений: этого парня что-то мучает, Фред. Его тянет к насильственному превышению предела допустимого, как других людей тянет к успеху.

– О да! – Его губы скривились в насмешливой улыбке. – Но между ними есть одно существенное различие.

– И есть, и нет.

– Да можешь ты хотя бы признать, что мы говорим сейчас о психопате?

– Гм-м… – Ее густые брови сошлись на переносице в серьезной сосредоточенности, придающей ей особую вдумчивость и осторожность.

Ну просто Верховный судья, подумал Фред. Не хватает только мантии и молотка.

– Ты, конечно, можешь так его называть, – признала она наконец, – хотя профессионалы скорее сочтут его социопатом.

– Гм… – Теперь пришел его черед свести брови в раздумье. – Я все еще продолжаю путать психов с социально-опасными типами.

– Учебник определяет психопата как индивидуума, чье поведение антисоциально и преступно.

– А социопата?

– Это человек, чье поведение не просто антисоциально, но, что куда более важно, у него отсутствует чувство моральной ответственности, или социальное сознание.

– И поэтому у него нет угрызений совести?

– Даже и не пахнет.

– Не вижу большого отличия от психопата.

– Ну, на поверхностный взгляд, наверное, так. Но ты же видишь: если у него совершенно отсутствует чувство моральной ответственности, если его не удручает совесть…

– Тогда, что бы он ни делал, его поступки нельзя расценивать в категориях „хорошо-плохо", – закончил он ее мысль. – По крайней мере, по отношению к нему.

– Совершенно верно, – кивнула она с серьезным видом.

– О Господи! – прошептал он, резко выпрямившись. – Ты понимаешь, что говоришь?

– Да, – отозвалась она, – и слишком хорошо. Если он социопат, тогда он очень опасен. И, если он вновь почувствует позыв убивать и увечить, что ж… Его никто не сможет остановить. Ничто и… никто.