Р.Л. наблюдал за ней, не говоря ни слова. Казалось, представление это будет длиться вечность, чтобы перейти во второй акт – одевание. Предметы ее туалета Р.Л. подобрал внизу и на лестнице, пока Кэтрин была в ванной. Сейчас каждым своим движением женщина словно старалась подчеркнуть, что ей спешить некуда.

Присев на кровать, Кэтрин подняла прекрасно вылепленную ногу и, не сводя с него глаз, томно прикрытых веками, неспешно принялась натягивать, аккуратно расправляя на икрах, эластичный чулок.

Р.Л. едва сдерживал раздражение, рвущееся из груди наружу. Не может она поторопиться, что ли? Кэтрин принадлежала к чужой жизни. Смертоносное создание, пожирательница мужчин, столь же ненасытная в сексе, как сказочные чудовища, проглатывающие без разбору все, что попадается на пути. Он совершил ошибку, впустив ее в дом. Колоссальную ошибку. Возможно даже, грустно признался себе Р.Л., самую непоправимую. Хотя нет, самая ужасная произошла четырнадцать лет назад, когда он позволил Эдвине прервать их отношения. Теперь он знал это точно: именно тогда он допустил самую страшную ошибку в жизни. Он должен был действовать, должен был помешать ей, ни в коем случае не позволять Эдвине ускользнуть.

Заложив руки в карманы, Р.Л. принялся нетерпеливо мерить шагами спальню: так вольный и сильный зверь, насильно загнанный в клетку, мечется из угла в угол, пытаясь найти выход.

– Умоляю тебя, прекрати эти бесконечные хождения, дорогой, томно протянула Кэтрин, натягивая на плечи лямки бюстгальтера. – Почему бы тебе не посидеть немножко спокойно?

Он словно не слышал ее слов, и женщина продолжила сражение с бюстгальтером, пытаясь застегнуть его на спине, прежде чем надеть чашечки на грудь.

Телефонный аппарат, стоявший рядом с постелью, прорвался легкой трелью. Р.Л. автоматически остановился, взглянул на телефон, полуобернувшись, но не сделал и попытки пересечь комнату и ответить на звонок. Когда рядом с ним сидит эта женщина… Ну нет! Кто бы то ни был, придется ему перезвонить в другой раз. В данный момент главная его забота – выставить из дому Кэтрин, а до тех пор все остальное пусть подождет.

Едва заметно усмехнувшись, Кэтрин с кошачьей грацией потянулась к телефону, насмешливо поглядывая на него; ее длинные пальцы зависли над аппаратом.

– Пусть звонит, – коротко бросил он. Приподняв насмешливо бровь, она уронила руку, подхватывая трубку.

– Квартира Шеклбери, – проговорила она хрипло.

– Кто говорит? – Минутку Кэтрин помолчала, прислушиваясь. – Кто? О-о, я стра-ашно извиняюсь, дорогая, но он… ну… – Метнув через комнату взгляд на Р.Л., она бесстыдно подмигнула ему. – Сейчас он никак не может взять трубку. Вы не могли бы подождать, пока я уйду? Я почти совсем уже одета… Да-да, я передам ему, что вы звонили… Вы, кажется, сказали, что вас зовут Эдвина?

Р.Л. вскинулся, словно ошпаренный кипятком.

– Дай мне трубку! – громыхнул он и рванулся через комнату. Однако Кэтрин увернулась, ловко скользнув в сторону.

– Нужно спешить, дорогая, тигр пробуждается вновь! – быстро бросила она в трубку и потянулась к рычажку, чтобы опустить ее.

Р.Л. удалось перехватить трубку.

– Эдс! – в отчаянии взревел он. – Э-э-дс-с!..

Поздно. С таким же успехом можно взывать, умоляя, в пустой тоннель! Внезапно его прошиб холодный пот: случилось непоправимое. Он слышал, как щелкнул, отключаясь, аппарат на другом конце, громко и окончательно, словно захлопнувшаяся за преступником тюремная дверь.

Вначале накатила злость.

– Будь ты проклят, Р.Л. Шеклбери! – Эдвина швырнула трубку на рычаг. – Чтоб тебе провалиться ко всем чертям!

Вот ведь ублюдок! Самец безмозглый! О Господи, ну почему мужчины не могут думать головой? Почему голова у них вечно отстает, уступая первенство тому, что в штанах?

Затем подступила боль.

Она зародилась глубоко внутри, под сердцем, и, нарастая, прорвалась наружу, подобно пузырькам воздуха в стакане с водой, вылившись в громкий, печальный стон. Слезы набежали на глаза; и Эдвина судорожно заморгала, стараясь удержать их и утирая запястьем внезапно повлажневший нос. Так она и стояла долгое время – опустив плечи и не в силах унять дрожь. Грудь судорожно вздымалась, а внутри такой холод, такая опустошенность… Выхолощенная, использованная и списанная за негодностью оболочка…

„Мне бы хотелось, чтобы ты осталась и провела здесь ночь…" Эти слова он сказал ей в ту первую ночь, которой предшествовал этот жуткий ужин у де Рискалей.

„Эдс, малышка, я люблю тебя. Ты нужна мне…"

Это он шепнул ей, подхватив на руки, когда их слов-то магнитом притянуло друг к другу.

„Ты разведена, я разведен… Мы оба свободны. Эдс! Даже наши дети нашли общий язык! Почему бы и нам не сделать решительный шаг? О, Боже всемогущий, если бы ты знала, как я тебя люблю!"