— Так чего же мы здесь теряем время? — спросила она.

«Есть ли на этом свете что-нибудь более приятное, чем послеобеденный секс?»— радостно думала Стефани, впорхнув в зал Геракла за пятнадцать минут до назначенного времени. Стараясь не выдавать своего восхищения, она двигалась по залу, рассматривая все вокруг. Как и во всем доме, мебель здесь представляет подобранное со вкусом сочетание дворцового и колониального стилей, смесь снобистского европейского великолепия с расслабленным тропическим комфортом. «Так же как Эдуардо сочетает в себе джентльмена-аристократа и земного человека незнатного происхождения», — думала Стефани, улыбаясь про себя.

Услышав знакомое тихое жужжание, Стефани оглянулась. Заза, величественная, как всегда, въезжала в дверь на своей коляске. Ее седые волосы тщательно уложены, одета в платье бледно-лилового цвета. Ожерелье из пяти ниток шестнадцатимиллиметрового жемчуга — естественного, а не выращенного — обвивало ее шею, в ушах переливались перламутром тяжелые жемчужные серьги. Подъехав к Стефани, она протянула руки, обдавая ее невидимым облаком старомодной пудры и сладким ароматом туалетной воды.

— Моника!

Наклонившись, Стефани обняла ее.

— Заза.

Отодвинув Стефани на расстояние вытянутой руки, Заза подняла голову.

— Должна признаться, ты меня очень расстроила, — в ее голосе слышался мягкий укор. — Тебе следовало приехать сюда значительно раньше. Ты даже не представляешь себе, как я ждала тебя, — здесь такая скука.

Стефани рассмеялась.

— Я уверена, что вы справлялись со своей скукой. Я помню, как вы разъезжали по «Хризалиде», — все подмечая. — По лицу Стефани скользнула тень. — А, вот что в вас изменилось: при вас нет бинокля!

Заза только махнула рукой.

— Я устала от него, дорогая. Кроме того, он мне больше и не нужен. Видишь ли, я так стара, что люди вокруг уже не обращают на меня внимания, считая лишним скрывать свои секреты. Они думают, что я уже в маразме, выжила из ума, или ничего не вижу, или не обращаю внимания. Они теряют бдительность. Честно говоря, это утомляет — невольно видеть и слышать то, о чем не хочешь знать. Так зачем мне шпионить за кем-то — чтобы еще усугублять это утомление? — Заза улыбнулась. — Ну ладно, хватит об этом. Давай-ка подойдем поближе к свету, я хочу получше рассмотреть тебя.

Стефани последовала за креслом к раскрытой французской двери. Заза остановилась у двери.

— Да, как всегда, прекрасна. — На лице ее появилась озабоченность. — Но по-моему, ты выглядишь немного бледнее обычного.

Стефани удивилась, что Заза заметила в ней эту перемену.

— Честно говоря, я еще не успела воспользоваться преимуществами здешнего климата и насладиться солнцем.

— Тогда тебе надо научиться правильно распоряжаться своим временем! Мне придется поговорить об этом с Эдуардо: видимо, он чересчур загружает тебя работой. Видишь ли, жизнь слишком коротка, чтобы посвящать ее только работе.

Стефани улыбнулась.

— Не волнуйтесь. У меня впереди еще много времени.

— Ах! — с тоской вздохнула Заза. — Снова стать молодой! Чтобы будущее простиралось перед тобой! Честное слово, стареть — это позор, позор! — Голос ее понизился до шепота. — Но есть вещи и похуже. — Она опять вздохнула. — Значительно хуже.

— Да? Что именно?

— Как что? Не стареть, разумеется! — ответила Заза, расширив свои выцветшие, водянистые глаза. — Остановить время! Заставить его стоять на месте! Что может быть хуже этого!

Стефани все еще раздумывала над словами Зазы, когда в комнату вошла Джоана, неся поднос с затейливым серебряным чайным прибором. Теперь на ней была уже не пурпурная, а черная шаль, вышитая тамбуром, скрепленная на груди серебряной брошью. Поставив на стол поднос, она приветливо улыбнулась Стефани и Зазе.

— Вот и чай! Налить вам? Заза махнула рукой.

— Мы вполне в состоянии сделать это сами, — отрезала она.

Джоана, еще раз улыбнувшись, вышла.

— Вот видишь! — Заза взглянула в глаза Стефани. — Что я тебе говорила? Не знаю, почему люди думают, что человек, прикованный к креслу, абсолютно беспомощен во всех отношениях!

Заза подъехала к столу, Стефани последовала за ней.

— Садись туда, на этот стул, — скомандовала Заза, указывая на желтое кресло. — На диване слишком неудобно, а кресло легко подвинуть. А теперь давай, разливай чай.

Стефани обратила внимание, что на подносе был не столько чай, сколько еда: маленькие бутербродики, печенье, кусочки торта, пирожные. Китайская посуда — чашки, блюдца, тарелки — были хрупкими, как яичная скорлупа. Чистое серебро чайника, казалось, весило тонну.