Шрифт:
Внезапно он содрогнулся всем телом. Дыхание прервалось, коротко остриженные волосы на голове встали дыбом. Тело покоилось точно в таком же положении, без каких-либо видимых изменений, как и в тот раз, когда он вошел сюда впервые, - неподвижное, все в том же золотом нагруднике с кругами из посверкивающих камней, в тех же золоченных сандалиях и в короткой шелковой юбке. И вместе с тем ощущалась едва уловимая разница. Точеные руки и ноги уже не казались окоченевшими, щеки налились слабым румянцем, губы покраснели…
Исторгнув из груди рычание, Конан выхватил меч:
– Кром всемогущий! Да она живая!
От крика варвара длинные темные ресницы дрогнули, поднялись, и немигающим взглядом снизу вверх его пронзили глаза - блестящие, непроницаемые, цвета тьмы. Он оцепенел, глядя на них в немом ужасе.
Богиня села: в простом движении - предельная гармония, глаза - словно заглядывают прямо в душу варвара.
Он нервно облизал сухие губы и наконец обрел дар речи.
– Ты… ты Елайя?
– пробормотал он, запинаясь.
– Да! Я - Елайя!
– Глубокий мелодичный голос с новой силой поразил его.
– Не бойся. Я не причиню тебе зла, если не станешь мне противиться.
– Как может ожить мертвец, который пробыл мертвецом столетия?
– В вопросе проскользнуло недоверие: казалось, он не верит собственным глазам. В щелках зрачков киммерийца стал разгораться хитрый огонек.
С божественной грацией она подняла руку.
– Я - богиня. Тысячу лет на меня пало проклятие могущественных духов - духов Тьмы, обитающих по ту сторону Света. Что было смертно во мне, умерло - божественное начало живет вечно. На этом ложе я покоюсь уже многие века и просыпаюсь каждый вечер на закате, чтобы вместе с призраками, вышедшими из тени прошлого, как и в давно минувшие годы, устраивать приемы во дворце.
– Легкая пауза.
– Человек, если не хочешь навсегда лишиться разума, удались немедленно! Я, богиня, приказываю тебе - уходи!
– Голос стал властным, чуть нетерпеливым, а изящная рука в повелительном жесте указала на бронзовую дверь.
Конан - с глазами, как горящие уголья, - вложил меч в ножны, однако выполнять божественное повеление не спешил. Точно под властью колдовских чар, он сделал шаг вперед - и вдруг совершенно неожиданно сгреб Елайю в свои медвежью объятия! Богиня завизжала самым непотребным образом, и тут же послышался треск разрываемой материи: одним грубым рывком Конан сдернул с божественного тела шелковую юбку!
– Богиня! Ха!
– В его рычании сквозило гневное презрение. Пленница извивалась, делая отчаянные попытки обрести свободу, но он словно бы не замечал их.
– То-то мне показалось странным, что принцесса Алкменона говорит с коринфийским акцентом! Как только я очухался, я уже знал, что где-то раньше тебя видел. Ты Мьюрела - коринфийская танцовщица из окружения Зархебы. А вот на бедре и родимое пятно полумесяцем. Я видел его как-то раз, когда Зархеба учил тебя плетью. Богиня! Надо же!
– Он звучно шлепнул по предательскому бедру ладонью, и девушка жалобно вскрикнула. Вся ее величавость пропала. Она была уже не мистическим творением от страха и унижения юной танцовщицей, каких десятками продают на невольничьих рынках Шема. И вот послышалось жалобное шмыганье, еще минута - и, потеряв всякий стыд, развенчанная принцесса ударилась в слезы. С высоты своего роста варвар бросил на пленницу торжествующий взгляд.
– Принцесса! Слишком много чести! Так, значит, ты из тех женщин, которых Зархеба привел в Кешан скрытым под вуалью? Неужели ты всерьез надеялся обмануть меня, ты - жалкий комок перьев? Год назад я видел тебя в Акбитане вместе с этой свиньей Зархебой, а я никогда не забываю ни лиц женщин, ни их тел. Пожалуй, я…
Но тут, подстегнутая ужасом, девушка извернулась в железных объятиях варвара и тонкими руками обвила его бычью шею; по щекам побежали ручейки слез, рыдания стали быстро нарастать - она была на грани истерики.
– Умоляю, не убивай меня! Не убивай! Меня заставили! Это Зархеба привел меня сюда, чтобы я сыграла роль богини!
– Что-о?! Не кощунствуй, мерзкая шлюшка!
– загрохотал по комнате его голос.
– Или ты не боишься гнева богов? Великий Кром! Неужто на свете повывелось благочестие?
– О, умоляю тебя!
– От страха она совсем потеряла голову, лишь все сильнее льнула к нему, дрожа всем телом.
– Я не посмела ослушаться Зархебы. О, что мне теперь делать? Эти языческие боги… Они проклянут меня!
– Как ты думаешь, если жрецы обнаружат, что их богиня - фальшивая, что они с ней сделают?
– с ухмылочкой спросил он.
При мысли об этом ноги девушки отказались ей служить; дрожащая и безвольная, Мьюрела сползла к ногам варвара и, обхватив его колени руками, прерывистым голосом взмолилась о пощаде и защите, перемежая мольбы слабыми попытками убедить его в своей невинности и в отсутствии у нее дурных помыслов. От прежней гордой принцессы предков не оставалось и следа, что было и не удивительно, ибо страх преследовал ее постоянно и, если в прежней роли его еще удавалось как-то сдерживать, то теперь, едва ему поддавшись, она уже не смогла с ним совладать и сейчас быстро погружалась в бездну животного ужаса.
– Где Зархеба? Да прекрати ты выть, говори толком!
– Дожидается жрецов снаружи дворца!
– донеслось сквозь всхлипывания.
– Сколько с ним человек?
– Никого. Мы пришли вдвоем.
– Ха!
– Возглас весьма походил на довольное рычание льва на охоте.
– Значит, вы покинули Кешию всего через несколько часов после меня. Вы взбирались на скалы?
Она лишь покачала головой: слезы душили ее, нетерпеливо выругавшись, Конан впился железными пальцами в нежные плечи и встряхнул несколько раз подряд, пока девушка не открыла рот и с шумом не втянула в себя воздух.