Через восемь дней Гиринг снова послал его в кондитерскую. Следуя инструкции Треппера, Кац заявил, что ответ Жюльетты был таков: «Я нашла связного, но нужно, чтобы хозяин пришел сам».

Эти увертки и это требование очень тревожили Гиринга: нет ли здесь ловушки? Треппер заверил его: «Нет конечно! Просто их беспокоит мое внезапное исчезновение! Я уже устал вам повторять: если меня не увидят на улице, будет ясно, что я арестован, и вся наша операция закончится неудачей. Они уже наверняка что-то унюхали…»

Гирингу нельзя было отступать. Арестовав Большого шефа, он, в сущности, поставил на карту все. С помощью Треппера, если к тому же использовать партийный радиоканал, можно добиться абсолютного доверия к донесениям немцев, ведущих функшпиль… И наоборот, если станет известно о его аресте, Москве придется признать, что прежние опасения Треппера были оправданны. Тогда Центр начнет заново проверять, в каком положении оказалась разведывательная сеть, и это контрраследование неминуемо приведет к разоблачению завербованных «пианистов». Провал функшпиля и конец Большой игры будет неминуем.

Шеф зондеркоманды решился послать Треппера в кондитерскую. На этот раз весь квартал был оцеплен значительными силами полиции. Подразделения немецкой жандармерии в штатском заняли позиции на перекрестках, заблокировав выходы с площади Шатле. Охрана кондитерской и соседних объектов возложена была на агентов гестапо и их французских помощников.

Гиринг вручил заключенному текст, который Жюльетта должна была передать руководству ФКП, чтобы его радировали в Москву. Радиограмма была якобы составлена Большим шефом. В ней сообщалось, что сети был нанесен серьезный ущерб, но она не разгромлена. Треппер предлагал прервать связь c Москвой на месяц, пока не утихнет буря. Сигнал для возобновления связи должен быть передан из Центра — традиционная поздравительная радиограмма Большому шефу к Дню Красной Армии.

Месячный перерыв был находкой Треппера. Он убедил Гиринга, что Центр, привыкший к его осторожности, ждет предложений такого рода. В действительности арестованный хотел предоставить Москве время для проверки его донесения и заодно приостановить все инициативы со стороны зондеркоманды.

Вилли Берг довел Треппера до кондитерской и сделал вид, что рассматривает товары на прилавке. Треппер подошел к Жюльетте и протянул ей бумажный рулон. В нем была радиограмма Гиринга, его собственное донесение и письмо, начинавшееся так: «Уважаемый товарищ Дюкло, умоляю тебя сделать невозможное, но передать этот документ Димитрову и Центральному Комитету Коммунистической партии Советского Союза. В Москве происходит что-то неладное. Возможно, что в ряды наших служб проник предатель…»

Жюльетта молча взяла бумаги. Треппер шепнул ей: «Как только передадите это, исчезните немедленно и больше не возвращайтесь!» Затем он вышел, за ним — Берг.

Итак, он закончил и выиграл партию. Прямо из логова гестапо — из самых лап отборной группы, которой являлась зондеркоманда, — ему удалось под носом у охранников установить связь с Москвой. Благодаря ему Центр получит больше чем достаточно «козырей», чтобы сорвать эсэсовскую игру. Но он пережил столько жестоких разочарований по вине Центра, что какое-то смутное опасение не покидало его. Даже после того как он переиграл Гиринга, обвел его вокруг пальца, исход поединка зависел от решения главного судьи: Директора. Если тот не захочет поверить написанному на трех языках донесению, победителем выйдет эсэсовец.

Терпения Гиринга на месяц не хватило. Через три дня после передачи документов Жюльетте он послал французского агента в кондитерскую — узнать от имени Большого шефа, удалось ли передать его в высокие инстанции. Жюльетты на месте не оказалось. Хозяйка объяснила, что та взяла отпуск. Неделю спустя она все еще была в отпуске. Еще через неделю хозяйка сообщила посыльному, что Жюльетту вызвали ухаживать за больной теткой, и неизвестно, когда она сможет снова приступить к работе.

Встревожившись, Гиринг потребовал от Треппера объяснений. Заключенный сделал недовольную мину и проворчал: «Я вам уже говорил и повторяю: заперев меня здесь, вы неизбежно вызываете подозрения».

23 февраля, в День Красной Армии, Гирингу вручили поздравительную радиограмму Директора, адресованную Большому шефу. Это был «зеленый свет» для возобновления связи с Москвой. И главное, «зеленый свет» для Большой игры. Разумеется, пришлось временно отказаться от использования ценнейшего партийного канала: ведь след Жюльетты был потерян, а радиограмма Центра убеждала Гиринга в том, что об аресте Треппера в Москве неизвестно, функшпиль можно было прикрыть авторитетом Большого шефа.

День Красной Армии стал праздником и для зондеркоманды; коньяк, наверное, лился рекой. Всеобщая эйфория оказалась выгодной для Треппера: в тот же вечер его перевели в фенешебельную тюрьму Нейи. Кента оставили на улице Соссе. Там он сидел в камере, смежной с камерой Треппера, и заключенные могли перебрасываться кое-какими репликами. Кент сказал Трепперу: «Я уверен, что ты на них не работаешь, хочешь их провести…» Тот ответил: «Да нет же, я и в самом деле согласился сотрудничать! А что было делать? Ты же видишь, что все пропало!»

Гиринг стал внимательно прислушиваться к отдельным предложениям Большого шефа. Треппер заговорил с ним о том, что у него отобрали документы и деньги. Дело в том, что агенты зондеркоманды, дабы не привлекать к себе особого внимания — во Франции они чувствовали себя не очень уютно, опасались всех и каждого, — вместо подлинных немецких документов пользовались фальшивыми. По удостоверениям личности это были голландские, фламандские или шведские дельцы, жившие в Париже; они предъявляли их, когда французский полицейский кордон устраивал проверку документов. Но что бы произошло, если б во время одной из прогулок машину Треппера остановили французские полицейские? Как бы они отреагировали, натолкнувшись на человека без документов и денег? Они непременно попытались бы арестовать его. Разумеется, инцидент бы уладили, но это могло иметь непредсказуемые последствия. Возникла бы реальная угроза: движению Сопротивления станет известно о таинственном заключенном, которого во время прогулки по Парижу сопровождают переодетые немецкие полицейские.