Шрифт:
— Платье подходит вам. Теперь я вспоминаю, что заставило меня пытаться обольстить вас той ночью.
Ее щеки еще больше покраснели из–за его непонятливости.
— Ваше непристойное поведение той ночью, было соблазнением? — она фыркнула. — Теперь я не боюсь, что когда–нибудь уступлю вам.
Что–то вспыхнуло в его глазах серым светом, его глаза мерцали, как только что отполированная посуда. — У меня есть доказательства, что вы не неуязвимы. Мне предъявить их?
Дрожь пробежала по ее спине.
— Конечно, нет.
Повторение прошлой ночи было последнее, в чем она нуждалась. Даже перед ее униженной капитуляцией, все это время, что она была его камердинеромом она не была защищена от него.
А с мерцанием вернулся и холодный герцог.
— Жаль, что ты подстригла волосы, — заметил он. — они были весьма красивы.
Она застенчиво поднесла руку к волосам. Несмотря на тщеславие, пострадавшее при его замечании, она все еще жалела о своих волосах. Пожелав, чтобы он все еще считал их прекрасными.
Его пристальный взгляд переместился на чемодан.
— Куда–то собираетесь?
— Я думала, это очевидно.
Она объявила о своем намерении уехать прошлой ночью, и тогда ей казалось, что он полностью с этим согласен.
Он пожал плечами.
— Ну, ладно. Возможно, это лишняя мера.
Несомненно, она неправильно его поняла, и слегка качнула головой:
— Прошу прощения?
— Вы образованная леди, — объявил он, как видно, не в тему.
Она моргнула, удивленная этим неожиданным утверждением.
— Да. — Это то единственное, за что она могла поблагодарить мастера Броклхёрста. — Мой отец умер, когда мне было тринадцать лет. Меня послали в школу для добродетельных девочек в Пенвиче.
— Понимаю, — кивнул он, указывая на нее. — И теперь вы подходяще одеты и можете быть прекрасным дополнением к дому.
Она облизнула губы.
– Что вы сказали?
Его рот искривился. Он свел вместе кончики пальцев и некоторое время изучал ее.
– Вы можете остаться здесь.
Она, насторожившись, пристально смотрела на него.
— Почему вы этого хотите?
Он выгнул бровь.
— Вы во мне сомневаетесь? Я думал, вы будите счастливы остаться на этом месте.
— За все надо платить, — это она поняла много лет назад.
— Вот это да, такая пресытившаяся в столь юном возрасте.
— Почему вы позволили остаться здесь? — она крепко сжала ручку чемодана.
Откинувшись назад, он положил руки за голову, смотря на нее полузакрытыми глазами.
— Как вы утверждаете, вы желаете только заработать на жизнь, что вы и неудачно пытались сделать в прошлом, — он пожал плечами, словно не верил в это. Волна негодования поднялась у нее внутри. — Я дам вам шанс, вы можете остаться. Как женщина. В любой должности, которую мистер Адамс сочтет подходящей. В этом я полностью на него полагаюсь.
Она пристально смотрела в лицо, которое стало таким близким… и страстно желала суметь отказать ему. Ее гордость требовала отклонить это предложение и выйти из комнаты. Но логика сдерживала этот порыв. И самосохранение. Всегда чувство самосохранения было главным, вело ее, а с гордостью у нее было бы чувство голода и сточная канава.
— Согласны? — спросил он, приподняв бровь, чем всегда сводил ее с ума.
Она слегка кинула, сомневаясь, не заключила ли она сделку с дьяволом.
Он тоже кивнул.
— Вам следует знать, что не все джентльмены бесчестны, как считаете вы.
— О, — услышала она свое бормотание прежде, чем успел подумать. — Теперь вы утверждаете, что у вас есть честь? Я думала, вы избегаете столь высоких идеалов, наслаждаясь ролью распутника.
— Не позволю никому говорить, что я совратил женщину… особенно мою служанку. Под моей крышей вы будете в полной безопасности, не беспокойтесь на этот счет, — его глаза мерцали, губы скривились в усмешке. — Вчерашний вечер служит тому доказательством, — его пальцы поднялись ко рту, лениво поглаживая верхнюю губу… и она вспомнила те удивительно распутные пальцы на ней. В ней. Человек, превратившийся в ужасное чудовище.
— В безопасности от вас? Как необычно, – она потрясла головой, короткие волосы щекотали шею. – Прошлой ночью я этого не чувствовала. — Нет. Она испытывала множество эмоций. В первую очередь, желание. Но не было ощущения безопасности.
— Ваша добродетель не тронута.
— Вы, — смущение сжигало ее щеки, — трогали меня, — она обсуждала это? С ним?
— Я сделал даже больше, — насмешка исчезла. Губы превратились в линию, которая прекрасно гармонировала со стальным взглядом. — Но больше это не повторится.