Женщины разом вскочили с мест и устремились к двери, за которой слышались громкие голоса и тяжелое хлюпанье ног по воде.

— Г-жа Лоранская здесь? — послышался чей-то запыхавшийся голос. — Валентина Денисовна Лоранская?

— Я! — откликнулась Валентина и открыла дверь.

На лестнице стояла высокая фигура в непромокаемом плаще, с наброшенным поверх шляпы таким же капюшоном. Вода текла по клеенке и медленными тяжелыми каплями скатывалась вниз.

— Валентина Денисовна! — произнес дрожащим голосом пришедший, — простите, что вторично непрошено являюсь к вам. С моим отцом случилось несчастье. Он спасал от наводнения соседей и получил смертельный ушиб головы. Старик при смерти и очень просит вас к себе. Надеюсь, вы не откажете умирающему, как некогда отказали здоровому.

Вакулин сбросил с головы капюшон и стоял теперь перед Валентиной, бледной от пережитого волнения, с дрожащими губами на так недавно еще гордом, самодовольном лице.

Валентина смотрела теперь в это взволнованное лицо и не ощущала уже больше недавней неприязни к молодому человеку.

Оно совершенно исчезло из сердца девушки, доброго и отзывчивого по натуре, при виде чужого горя.

Она задумалась на минуту. Пред ее мысленным взором промелькнуло недовольное, брезгливое лицо, непроницаемые глаза под дымчатыми стеклами, вся фигура Вакулина-отца, никогда, однако, не возбуждавшего в ней ни гнева, ни отвращения, а тешившего ее скорее своими чудачествами, — и она ответила ожидавшему ее ответа молодому человеку:

— Я согласна. Едем.

— Я на лодке с двумя гребцами, — проговорил он отрывисто. — Иначе не проберемся. Таким же способом пришлось доставить и доктора к отцу. Но не бойтесь, безопасно вполне. Уже светает.

И, прежде чем Валентина могла опомниться, он схватил ее руку и поднес ее к губам.

— Валечка! побереги себя, родная! — напутствовала дочь Марья Дмитриевна, суетливо застегивая на ней драповую кофточку и обвязывая голову и грудь молодой девушки большим черным платком. — Уж вы, батюшка, мне ее обратно предоставьте! — чуть ли не со слезами просила она Вакулина.

— Будьте покойны. Что бы ни было, Валентина Денисовна сегодня будет здесь… что бы ни было! — умышленно подчеркнул он и скрылся за дверью следом за молодой девушкой.

А буря бушевала и злобствовала по-прежнему. Весь дворик и сад серого домика и окружающие улицы представляли из себя одно сплошное водное пространство. Торчащие из него дома и деревья казались частыми островками самых разнообразных и прихотливых форм. Что-то таинственно-жуткое было в этой беспредельности водной стихии, сливавшейся воедино с другой стихией, еще более страшной в своей рокочущей бурливости.

У крыльца Лоранских, т. е., на том месте, где должно быть крыльцо, затопленное теперь водою, покачивалась лодка с двумя дюжими парнями; в одном из них Валентина узнала кучера Вакулиных.

— Садитесь скорее, не то оторвет, — командовал Тарас, стоя по пояс в воде и силясь удержать ялик за веревку.

— Вас придется перенести! — тихо сказал Вакулин своей спутнице, — иначе вы не попадете в лодку.

И, прежде чем Валентина могла ответить, он легко приподнял ее с лестницы и передал одному из сидевших в лодке парней. Девушка поместилась на корме и обеими руками ухватилась за края ялика.

Юрий Юрьевич ловко перепрыгнул туда же. Лодка усиленно закачалась. Тарас опустил веревку, и они поплыли.

Вода впереди, вода сзади, вода с боков, — вот все, что окружало теперь Валентину. В этой воде теперь барахтались лошади, пролетки, ялики, люди… Слышались крики, зов о помощи… И над всей этой тяжелой, безотрадной картиной занимался скупой, чахлый рассвет октябрьского тусклого утра. Навстречу им попадались такие же лодки, доверху нагруженные детьми, женщинами, домашним скарбом.

Лоранская закуталась в платок и старалась не смотреть на бушующую стихию. Сладкая дремота сковывала ее веки и туманила голову, глаза слипались сами собой под шум бури, укачивающей ее.

— Вам холодно? Вы дрожите? — услышала она над собою голос Юрия Вакулина.

Она ответила кивком головы. Ей хотелось спать, но пронизывающий сыростью ветер разгонял дремоту. Голова тяжелела с каждой секундой, а тяжелая истома сковывала члены.

— Валентина Денисовна, — слышала она снова голос своего спутника и, преодолев дремоту, открыла глаза, — не спите, в такое ненастье нельзя спать: скорее простудитесь.

— Что с вашим отцом? — спросила она через силу. — Может быть, есть еще надежда на выздоровление?

— Надежды нет! — произнес он глухо, — иначе я не потревожил бы вас при таких обстоятельствах, рискуя подвергнуть заболеванию, простуде… По крайней мере, так сказал доктор.

— Доктора часто ошибаются, а впрочем… от судьбы не уйдешь! — произнесла она тихо и тут же подумала:

«Как это пошло, все то, что я говорю в такую минуту».

И они снова замолкли.

— Вы дивно играли сегодня, — произнес Вакулин после продолжительной паузы раздумья.

— А вы и не подозревали, что простенькая бедная девушка, гаванская уроженка может оказаться талантливой? — усмехнулась Валентина.