Соседка по комнате рассказала ей об этом новояв­ленном чудике. Она понимала: да, я дурочка, но по­скольку никого это не волновало, то и она сама относи­лась к этому спокойно. Но ей очень хотелось один, толь­ко один разочек понять, что испытывает обладатель та­кого гигантского интеллекта, который позволяет усва­ивать целые дискеты с записями, одну за другой, запо­минать усвоенное и обсуждать его с другими людьми.

Она завела привычку заходить за своей соседкой, чтобы вместе позавтракать в закусочной на Бирже; и в тот день, когда с запада надвигались свинцовые тучи, а половина обитателей Гили бросилась выставлять на крыши водяные баки, он уже нарисовался на Бирже. Все наружные панели особо нервической ай-би-эмки были удалены, и он наполовину погрузился в ее нутро, огла­живая и успокаивая машину к началу грозы.

Она постучала пальцем по его согнутой спине, ожи­дая неизвестно чего: то ли он вопьется в нее чарующим взглядом вампира, то ли заворожит наложением цели­тельных рук... Над Гилью сверкнула молния, и разряд отозвался эхом у нее внутри; в ее голове зарокотал не­бывалый раскат грома. Она услыхала собственный го­лос:

— Vengon' coprendo l'aer di пего amanto е Lampi, е tuoni ad annuntiarla eletti [36] ...

Она испугалась. Какой-то чужак вторгся в ее созна­ние. Она еще не отняла палец от его спины.

Вдруг:

— Sumer is icumen in, lhude sing cuccu! Groweth sed, and bloweth med, and springeth the wude nu — Sing cuccu! [37]

И еще:

— Только после того, как художники полностью исчерпали возможности стиля укие-э [38] , японские граве­ры стали пробовать свои силы в изображении природы.

И еще:

— In einer Zeit des Professionalismus und des brillianten Orchesterspiele hat die... [39]

Он вылез из развороченного компьютера, улыба­ясь. Его опутывали влюбленно льнувшие к нему прово­да, отчего он походил на скульптурную группу с Лаоко- оном — только из одного человека. Вот опять: «ЛАОКО- ОН (др. греч. миф.) — жрец храма Аполлона в Трое, который предостерегал против Троянского коня. Вме­сте с двумя сыновьями был задушен змеями, которых наслала на него Афина...»

Он снова ухмыльнулся и втянул ее за собой внутрь машины, наслаждаясь корчами и воплями, когда он и ток в 220 вольт пронзили ее тело. «Вольт. Единица изме­рения напряжения электрического тока, обозначается Уили...»

* * *

Она заметила его, когда он следом за ней входил в театертон на представление «Конечный счет — двад­цать». Он так выделялся! «Господи, — подумала она, — да он бы мог сыграть Джона Как-его-там, который за­стрелил в старину этого президента, Эйба Как-его-там [40] . Интересный. Похож на актера...»

Ей дали игровую бусину, и она засунула ее в ухо. Исполнялась Увертюра. Ей не нравилась одна музыка, без освещения, и она хотела отключить бусину, но по­боялась, что ее могут скоро вызвать на сцену, и продол­жала молча страдать. Она огляделась в поисках пора­зившего ее Джона Уилкса Как-его, но тот исчез в толпе. «Сегодня зал битком, — размышляла она. — Спектакль должен получиться отменно — будет просто не до­ждаться просмотра готовой записи».

Кончилась первая Увертюра, голос в бусине объя­вил: «Вторая Увертюра. Прошу первый выход занять места. Прошу первый выход занять места».

Эта традиционная фраза старого английского теат­ра ничего сейчас не значила. Не было ни первых выхо­дов, ни мест, по одной простой причине: никто в зале не знал, когда его выход; а мест, разумеется, не было, так как не было сцены — был лишь огромный зал со звуко­изоляцией, в котором столпились участники будущего представления, молча ожидавшие подсказки компью­тера, когда им вступать. Спектакль «Конечный счет — двадцать» уже начался, но в зале все еще продолжалось кружение, как в неспешном менуэте: кивки, улыбки и шепотом произнесенные приветствия друзьям.

Она знала, что диалоги из сценария читают испол­нители, разбросанные по всей толпе зрителей-актеров. Нередко любовный дуэт разыгрывался аудактерами, которых на деле разделяли десятки метров и сотни лю­дей. Как-то по всему залу аудактеры подняли крик, но ее электронный суфлер не подал ей реплики — она не была в этой сцене. Звуковые эффекты и музыка синх­ронно с изображением подавались на запись.

Она услыхала в бусине компьютерный голос: «Под­готовьтесь, скоро ваша реплика. К вам пристает какой- то хулиган. Вы спокойно говорите: «Отвали, мудак». Повторяю. Спокойно говорите: «Отвали, мудак». При­готовьтесь: три, два, один...».

Зазвучал зуммер. Она произнесла свою реплику, гадая, кем же она была по сценарию, кто к ней приставал (а вдруг этот-как-его Джон Уилкс?) и о чем вообще «Ко­нечный счет — двадцать». Но в том-то и состояла захва­тывающая суть игры в театертоне. И еще в радости от-

крытия, когда на готовой ленте наконец-то увидишь, какие кадры озвучены твоим голосом.

Ей подсказали следующую реплику (произносить уверенно): «Не беспокойся. Я сама о себе позабочусь». Потом еще (с подъемом): «Представление ДОЛЖНО продолжаться!» Потом (испуганно): «Но почему ты на меня так смотришь? ». Потом протяжный вопль, оканчи­вающийся словами: «Какая ты скотина! ЧУДОВИЩЕ!» Затем следовал стон. Затем, гораздо позже (надломлен­ный шепот): «Это был ужас. Я не хочу говорить об этом».