— Я не знал, что Филлис была женой хозяина дома, — запротестовал Менедем. — Я думал, она простая служанка.

— Сначала ты и вправду так думал. Но ведь ты вернулся за добавкой, когда выяснил, кто она такая на самом деле. Помнишь, как тебе пришлось выпрыгнуть из окна?

— Однако это сошло мне с рук, — ответил Менедем.

— Ага, а потом муж послал за тобой громил, — напомнил Соклей. — И пройдет еще много времени, прежде чем ты сможешь вернуться в Трас. И в скольких еще городах на побережье Внутреннего моря ты станешь нежеланным гостем?

Он хотел заставить собеседника почувствовать себя виноватым. Но Менедем не пожелал доставить двоюродному брату такое удовольствие.

— Нежеланным гостем? О чем ты? Женщины в обоих городах приняли меня так гостеприимно, что лучшего и не бывает!

— Да, с женщинами ты умеешь ладить, кто бы сомневался, — сказал Соклей. — Но ты не можешь извлечь из них выгоду.

— Ты говоришь, как мой отец, — раздраженно ответил Менедем.

И, как ни странно, Соклей понял, что лучше не продолжать. И этим он существенно отличался от Филодема: старик на его месте никогда бы этого не понял.

Соклей смотрел в утреннее небо, цокая языком. Уже рассвело, но солнечный свет едва пробивался сквозь густые облака.

— Ты и впрямь хочешь выйти в море? — спросил он Менедема.

Воздух был еще более влажным, чем пару дней назад.

— Дождя пока нет, — ответил его двоюродный брат. — Может, погода продержится еще немного. А если даже не продержится, путь отсюда до Милета не так уж опасен. И кроме того… — Менедем понизил голос, — если мы будем платить морякам за безделье, мы много не заработаем.

Это задело чувствительную струнку в характере бережливого Соклея. Содержание акатоса и впрямь обходилось дорого. Моряки получали около двух мин серебром каждые три дня — и, как только что заметил Менедем, плата шла им в любом случае, плыла ли «Афродита» по Эгейскому морю или стояла в порту.

— Значит, ты считаешь, что выйти в море будет не очень опасно? — снова спросил Соклей.

— С нами все будет в порядке, — ответил Менедем и повернулся к Диоклею. — Если думаешь, что я ошибаюсь, не стесняйся, скажи.

— Я бы и не стал стесняться, шкипер… Кому охота рисковать своей шкурой, — ответил начальник гребцов. — Я тоже думаю, что мы сможем добраться до Милета… А если погода станет особенно скверной, всегда можно вернуться сюда.

— Я тоже так считаю, — сказал Менедем и, глядя на Соклея, приподнял брови. — Доволен?

— Конечно, — ответил тот; он не хотел, чтобы двоюродный брат счел его человеком, плюющим в чужую тарелку с супом. — Если мы можем это сделать, значит, мы должны это сделать. К тому же тогда мы на один день пути приблизимся к Афинам.

Менедем засмеялся и хлопнул его по плечу.

— Я так и думал, что у тебя что-то эдакое на уме.

И закричал морякам:

— Отдать швартовы! Гребцы — по местам! Больше никакого разврата и пьянства до следующего порта!

Моряки задвигались живее. Многие из них потратили все, что успели заработать за сезон, на кутеж на Косе. Однако все явились на борт: когда дело касалось выискивания людей по портовым тавернам и борделям, у Диоклея нюх был лучше, чем у гончей.

— Давайте, лентяи, — прохрипел келевст. — Самое время попотеть, чтобы из вас выпарилось вино!

Ему ответило несколько стонов. Диоклей не рассмеялся — он и сам отдал должное вину.

Толстые канаты со стуком упали на палубу «Афродиты». Моряки, не сидевшие на веслах, свернули канаты и убрали их в сторонку.

— Греби назад! — выкрикнул Диоклей и ударил колотушкой в бронзовый квадрат. — Риппапай! Риппапай!

Менедем потянул рукоять одного рулевого весла и подал назад другую, поворачивая «Афродиту» — до тех пор, пока ее нос не обратился на север. Крутобокое судно, стоявшее на якоре в паре плетров от пирса, двинулось к месту, которое освободила торговая галера. Поскольку здесь базировался флот Птолемея, в гавани Коса все еще было очень тесно.

Всего на мгновение солнце выглянуло из-за туч, ярко осветив берег Карий к северу от Коса — тот берег, где лежали Галикарнас и дальше на западе — город поменьше, Миндос. Желтая щетина сжатых полей и серовато-зеленые листья оливковых рощ казались особенно яркими на фоне мрачного неба. Соклей надеялся, что луч света свидетельствует о том, что погода улучшится, но облака снова закрыли солнце, и краски вокруг поблекли.

Менедем ввел «Афродиту» в канал между островами Миндос и Калимнос. Когда акатос оказался напротив Миндоса, Соклей показал на город и произнес: