— Я бы предпочла, чтобы ты выбрал фамилию Уинслоу, Барт. В память твоего умершего отца, его бы это обрадовало.

— Не сомневаюсь, — сухо произнес он. — И я серьезно все обдумал. Но выбрав фамилию Уинслоу, я теряю законное право считать себя Фоксвортом. А это хорошая фамилия, мама, она уважаема всеми, кроме жителей этой деревни, но они не в счет. Я чувствую себя настоящим хозяином Фоксворт Холла, который ныне очищен от всякой скверны и греха.

Его глаза засияли от счастья.

— Вот увидишь, не все меня ненавидят и считают ниже по достоинству, чем Джори, дядя Джоэл подтверждает это.

Он замолчал, чтобы определить мою реакцию, я же постаралась ничего не выразить; казалось, его это обескуражило.

— Ладно, мама, иди. У меня впереди еще целый день работы.

Рискуя его рассердить, я все же задержалась, чтобы сказать:

— Барт, я хочу, чтобы, сидя в своем офисе, ты помнил, что у тебя есть семья, которая очень тебя любит и желает тебе счастья. Если для того, чтобы гордиться собой, тебе нужно увеличивать свое богатство, стань самым богатым человеком в мире. Только пусть это сделает тебя счастливым, этого мы все тебе желаем. Найди свое место в жизни, ибо уверенность в себе — самая важная вещь.

Притворив за собой дверь его кабинета, я направилась к лестнице, где чуть не столкнулась с Джоэлем. По вороватому взгляду его голубых глаз я поняла, что он подслушивал нас. Но разве я недавно не занималась тем же?

— Извините, не заметила вас в вашем укрытии, Джоэл.

— Я не собирался подслушивать, — произнес он, многозначительно взглянув на меня. — Однако того, кто привык слышать обидные слова, уже трудно обидеть.

И он скользнул прочь, как старая церковная мышь, которой не удалось раздобыть достаточно пищи, чтобы унять свое голодное шныряние. Мне стало стыдно. Подозрение, навечно засело во мне проклятое подозрение и недоверие к каждому, кто носит фамилию Фоксворт.

Но ведь у меня есть все основания для этого.

За шесть дней до праздника Джори и Мелоди прилетели в местный аэропорт. Мы с Крисом встречали их там с такой радостью, будто давно не виделись, хотя расстались всего десять дней тому назад. Джори слегка огорчился, что их не встретил сам Барт, чтобы торжественно ввести в свой сказочный новый дом.

— Он занят в саду и просил принести вам, Джори и Мелоди, свои извинения.

Хотя он и не просил.

Оба посмотрели на меня так, будто не поверили. Тогда я стала подробно объяснять, что Барту приходится наблюдать за целой ордой рабочих, которых он нанял, чтобы они в короткий срок превратили наши газоны и лужайки в райский сад или во что-то близкое к этому.

Джори улыбнулся, услышав о готовящемся торжестве, сам он предпочитал небольшие интимные вечеринки, где все друг друга знают.

— Ну что ж, — шутливо произнес он. — Ничего не изменилось под этим солнцем: Барт всегда чересчур занят, когда дело касается меня и моей жены.

Я пристально смотрела на него, его лицо так разительно напоминало мне моего первого мужа, юного Джулиана, который также был моим партнером в балете. Моего мужа, память о котором до сих пор причиняла мне боль и наполняла мне сердце старой мучительной виной, виной, которую я старалась смыть с себя, любя его сына сильнее, чем когда-то его.

— С каждым разом я замечаю, что ты все больше становишься похож на отца.

Мы с ним сели рядом в машине, а Мелоди села с Крисом и изредка перебрасывалась с ним словами. Джори смеялся, обнимая меня, и наклонялся, чтобы прижаться своими теплыми губами к моей щеке.

— Мам… вот ты говоришь, что все время наблюдаешь за мной, смотришь, как я танцую. И когда, по-твоему, я достигну той вершины, какой достиг мой отец?

Рассмеявшись, я освободилась от его объятий, откинулась на спинку сиденья и стала смотреть в окно на прекрасный пейзаж. Округлые холмы, горы в туманной дымке, вершины их скрыты за облаками… В поднебесье, ближе к Богу, подумалось мне. Потом я снова вернулась мыслями к Джори. У него было много достоинств, которыми Джулиан не обладал и не мог обладать. По характеру Джори больше походил на Криса, чем на Джулиана, и это тоже причиняло мне боль и стыд, ведь наши отношения с Джулианом тоже могли бы сложиться иначе, если бы не Крис.

В свои двадцать девять лет Джори был удивительно красив, у него были длинные, стройные, сильные ноги и твердые округлые ягодицы: все женщины пялили на него глаза, когда он танцевал на сцене в обтягивающем фигуру трико. У него были густые иссиня-черные волосы, волнистые, но не кудрявые, ярко-розовые чувственно очерченные губы, совершенной формы нос, ноздри которого расширялись от возмущения или волнения. У него был довольно горячий темперамент, который он уже давно научился сдерживать, главным образом потому, что ему постоянно приходилось быть терпимым к выходкам Барта — мы все требовали этого от него. Джори обладал еще внутренней красотой, которая создавала вокруг него некое электрическое поле, излучала радость жизни. Его красота была больше, чем мужская привлекательность, она включала и воистину духовную силу, и, подобно Крису с его веселым оптимизмом, Джори был уверен, что все в жизни делается к лучшему.