Крис не понимал, почему я медлю, и нетерпеливо тянул меня вверх по лестнице, пока мы не оказались в большой ротонде, откуда я снова стала любоваться танцевальным залом-фойе.

— Кэти, ты вся ушла в свои воспоминания? — почему-то сердито прошептал Крис. — Может, забудем на время о прошлом и пойдем дальше? Пойдем, я чувствую, что ты очень устала.

Воспоминания… они нахлынули на меня непреодолимо и жестоко. Кори, Кэрри, Бартоломью Уинслоу — они были здесь, рядом, они шептали, шептали мне что-то. Я снова оглянулась на Джоэла: он попросил нас не называть его «дядей». Он хотел, чтобы этим титулом его величали мои дети.

Он очень походил на Малькольма, только взгляд был мягче, не такой пронизывающий, как на огромном портрете в натуральную величину, висящем в «охотничьей» комнате. Ведь не все голубые глаза жестоки и бессердечны, я должна бы это знать лучше других.

Внимательно разглядывая лицо старика, я старалась представить, каким он был в молодости. У него в молодости были волосы цвета соломы, а лицом он походил на моего отца и на его сына. Напряжение, наконец, отпустило меня, я смягчилась и, шагнув к нему, со словами «Добро пожаловать домой, Джоэл!» обняла старика.

Его хилое старое тело осталось холодным и бесчувственным в моих объятиях. Его щека, к которой я приложилась губами, была сухой. Он отпрянул, как будто мое прикосновение оскорбило его, а возможно, он просто боялся женщин. Я резко отдернула руки, сразу же пожалев о своей попытке проявить дружбу и расположение к нему. Ласки были не приняты у Фоксвортов, разве только между супругами. В замешательстве я оглянулась на Криса. Его взгляд успокоил меня — все нормально.

— Жена очень устала, — мягко напомнил Крис. — Мы последнее время были очень заняты, всякие события: присвоение степени младшему сыну, гости, вечера, а потом это путешествие…

Джоэл, наконец, нарушил длинное неловкое молчание, в котором мы пребывали, стоя в ротонде, и заметил, что Барт намеревался нанять прислугу. Он уже звонил в бюро по найму, однако сказал, что мы можем сами подобрать слуг по своим симпатиям. Джоэл промямлил это так невнятно, что я не расслышала и половины из того, что он сказал, тем более, что мой взгляд был устремлен в северное крыло дома, туда, где находилась последняя комната, в которой нас когда-то запирали. И она та же самая? Приказал ли Барт поставить там две двуспальных кровати и такую же темную массивную старинную мебель? Я ожидала этого, но молила Бога, чтобы так не было.

Внезапно Джоэл произнес слова, заставшие меня врасплох:

— Ты очень похожа на мать, Кэтрин.

Я растерянно уставилась на него, недовольная таким сравнением, а он, возможно, считал его комплиментом. Некоторое время он стоял молча, как бы ожидая какого-то ответа и переводя взгляд с меня на Криса и обратно, потом кивнул и снова двинулся вперед, чтобы показать нам наши комнаты. Солнце, так ярко сиявшее в час нашего прибытия сюда, казалось теперь далеким воспоминанием, потому что дождь тяжело и беспрерывно стучал по крыше, гром перекатывался и гремел над нашими головами, а молнии рассекали небо. Я вздрагивала от этих ударов и вспышек, как от Божьего гнева, и, качнувшись, всегда оказывалась в надежных руках Криса.

Потоки воды текли по стеклам, падали с крыши по водосточным трубам и вскоре залили дорожки в саду и клумбы, разрушая все то, что совсем недавно там цвело и красовалось. Я вздохнула, мне стало грустно, что я снова здесь, — такой юной и уязвимой вдруг я себя почувствовала.

— Да-да, — пробормотал как бы про себя Джоэл, — совсем как Коррин.

Его глаза еще раз критически осмотрели меня, затем он склонил голову и о чем-то размышлял долгих пять минут. А может, пять секунд?

— Нам надо распаковать вещи, — более настойчиво сказал Крис. — Жена переутомилась. Ей надо принять ванну и немного вздремнуть. После дороги всегда хочется помыться и отдохнуть.

Непонятно, зачем он все это объясняет!

Джоэл тотчас очнулся, как бы вернувшись откуда-то, где он только что был. Возможно, монахи часто так молятся, склонив головы, и забываются в безмолвной молитве, наверно, он так привык. Я ведь почти ничего не знаю о монастырях и о монашеской жизни.

Медленно передвигающиеся, шаркающие ноги, наконец, привели нас в длинный коридор. Еще один поворот, и я с болью и замешательством поняла, что Джоэл привел нас в южное крыло здания, где когда-то в роскошных апартаментах жила наша мать. Я когда-то страстно желала спать в ее великолепной, похожей на лебедя, кровати, сидеть за ее таким длинным, просторным туалетным столиком, купаться в ее, установленной на уровне пола, черной мраморной ванне, окруженной зеркалами.

Джоэл остановился перед двустворчатой дверью, к которой вели две широкие, покрытые ковром ступени в виде полумесяца. Губы его растянулись в какой-то медленной странной улыбке:

— Комнаты вашей матери, — кратко произнес он.

Я с трепетом остановилась перед этой, знакомой до слез, дверью и беспомощно оглянулась на Криса. Шум дождя перешел в ровный барабанный стук. Джоэл открыл одну створку двери и шагнул в спальню. Задержавшись на мгновенье, Крис шепнул мне:

— Мы для него просто муж и жена, Кэти, вот все, что он о нас знает.