— В первый раз слышу, что место очков в шкафу. Да еще что у них футляр имеется! — огрызнулся я, обвязывая себя веревкой вокруг живота. — Ты всегда их клал возле пишущей машинки!

— Это чтобы они были у меня под крылом, — по-прежнему сварливо объяснил Ворон. — А место их здесь, на полке. Ну, вы, давайте побыстрее, что вы там копаетесь!

— Сей момент, — пробормотал Домовушка, обматывая себя веревкой и закрепляя свисающий конец. — Вот я ужо и готов. Светильник токмо осталось засветить…

«Светильником» Домовушка называл электрический фонарик. Также нашедшийся на полочке над дверью. Еще там лежали: клубок суровых ниток, с десяток деревянных лучинок, стянутых аптекарской черной резинкой, плоскогубцы, какая-то книжка карманного формата и большой гвоздь. Может быть, серебряный — он поблескивал в тусклом свете фонарика.

И мы, наконец, двинулись.

Паук на прощанье помахал нам лапкой, Жаб квакнул что-то неразборчивое. Надеюсь, он пожелал нам счастливого возвращения, а не предрек, как всегда, какую-нибудь беду.

Домовушка с фонариком шел впереди. Ворон сидел у него на плече, я плелся сзади. Плелся, потому что Домовушка в своей двуногой форме ходил гораздо медленнее, чем я на четырех лапах, а обгонять его мне не хотелось. Некоторое время фонарик горел довольно тускло, потому что за нашими спинами виднелся светлый прямоугольник открытой двери шкафа. Потом тропа резко свернула, и фонарик стал гореть ярче. В его свете блеснули глянцевые иглы новогодней нашей елки.

Здесь тропа или, скорее, коридор, ограниченный стеллажами, раздваивался. На стеллажах громоздились кульки, мешки, свертки, грудами лежали бумаги и валялась всякая всячина: поломанные стулья и табуретки, старые игрушки, часы без стрелок и иной хлам, каким обрастает человеческое жилье за добрую сотню лет. А вот пыли на всем этом не было, деревянные игрушки, даже и облупившиеся, поблескивали лакированными бочками, поблескивало и стекло часов, а на обложках старых книжек я даже различал буквы заголовков.

Ворон скомандовал:

— Направо! — но каркнул не очень громко, вполголоса. Темнота и тишина, царившие здесь, действовали угнетающе даже на него. А меня очень бодрило ощущение обхватившей мой живот веревки.

Мы свернули направо, потом еще раз направо, потом ступеньками вниз, потом наш путь пересек широкий коридор. Образовывавшие его стеллажи были пусты.

— Странно, — сказал Ворон. — Здесь должно быть много бумаг, все Бабушкины архивы.

— Заплутали! — завопил Домовушка, роняя фонарик. Фонарик мигнул и погас. — Как есть, заплутали!

— Ничего не заплутали, а кто-то спер Бабушкин архив, — буркнул Ворон. Употребление им нелитературного и грубого слова «спер» доказывало, что он в растерянности, и что мы, кажется, в самом деле заблудились.

Говорят, коты видят в темноте. Это не совсем так.

Действительно, при очень слабом освещении, безлунной ночью или в неосвещенной комнате я вижу прекрасно. Но здесь, в кромешной тьме, я не видел ничего, а движения своих спутников угадывал по шороху. Шелест крыльев Ворона, а потом легкий топоток его лап указал мне, что Ворон слетел с плеча Домовушки и приземлился на пол. Шуршание Домовушкиной одежды, очень слабое шуршание, вы бы в жизни не услышали! — подсказало мне, что Домовушка нагнулся. Негромкое пошлепывание его ладошек, а затем едва слышные щелчки заставили подумать о поисках фонарика и последующей попытке зажечь лампочку.

О, горе! Лампочка не зажигалась! Как видно, батарейки сели.

Мне стало очень не по себе.

Но я взял себя в руки, то есть (в моем случае) в лапы и сказал:

— Надо быть предусмотрительнее. Про веревку мы не забыли, а вот батарейки поменять…

— Сей миг, Коток, сей миг слетаю! — залопотал Домовушка. — Вишь, ладно-то как, что веревочку прихватили!..

Он зашуршал в темноте, заелозил, а потом кто-то ткнул меня в бок.

— Ой! — одновременно выкрикнули мы.

— Предупреждать надо, — недовольно мявкнул я, — а то я инфаркт могу получить. Миокарда.

— Уф, это ты, Коток, — дрожащим голосом произнес Домовушка, — напужал! Однако же дай я тебя обойду…

— Зачем? — спросил я.

— Ну дык ведь как же инако я к выходу-то проберусь? Я-то вслед за Вороновичем, а ты за мной позади, так и…

Домовушка нашарил на моем боку веревку и пытался найти что-то еще.

— Щекотно, — сказал я. — И я никак не пойму, что ты ищешь.

— Где она, веревочка эта вот, далее выходит.

— А она не выходит, я свободный конец под брюхо заправил, чтобы не болтался.

— На что? Ея надо было к полочке прикрепить, там я скобочку приделал для такой надобности, — рыдающим шепотом возопил Домовушка. — На что ты ее к себе-то привязал?

— Чтобы ты меня в случае чего вытащил, — объяснил я бестолковому созданию. — Если я вдруг провалюсь в какое-нибудь соседнее измерение. Ну, или тебя тащить — если ты вдруг провалишься. Как альпинисты в связке.

— Да кто ж в них, в эти изверения, проваливается-то? — возмутился Домовушка. — В изверения забредают — на то-то веревочка и нужна, чтобы выбраться!