Отсчитываю деньги, сую поляку, «косуху» не снимаю. Он дает мне черный пакет, я всовываю в него старую куртку.

До отъезда – больше двух часов. Выхожу из ворот стадиона, иду по улице. На газоне у тротуара – свежая трава, бычки, смятые пачки от сигарет. Я сажусь на лавку, бросаю рядом пакет с курткой, задираю голову. По небу летит маленький белый самолет.

Стою в фойе журфака, жду звонка. Если Оля пошла на последнюю пару, то скоро должна быть здесь. Недалеко от меня топчется чувак в грязных джинсах и черных высоких ботинках, с панковским гребнем. Замечает, что я смотрю на него, спрашивает:

– Сигареты есть?

– Нету.

Панк отворачивается.

Резко звенит звонок, я вздрагиваю. В фойе спускается народ. Много девушек в коротких юбках и платьях. Среди толпы – Оля, в черных джинсах и синей кофте. Она замечает меня, подходит.

– Привет. Ты меня ждешь?

– Да. Привет.

Она улыбается.

– Рада тебя видеть.

– Точно?

– Точно. Как твои дела?

– Нормально.

– Пойдем?

Она выходит первая, придерживает мне дверь.

Идем по проспекту. Оля говорит:

– Такой приятный вечер. Свежая зелень, запах сирени… И скоро лето…

Я киваю. Она спрашивает:

– Что у тебя происходит, чем занимаешься?

– В Польшу ездил – торговать.

– Да?

– Уже два раза. Две недели, как приехал последний раз.

– Странно так… В Польшу, торговать…

– Почему странно? Что, из твоих знакомых никто не ездит?

– Не-а. Это, наверно, страшно? Рэкетиры, мафия… Ты не боялся?

– Так, а что бояться? Я не один был, с группой.

– А сама Польша? Понравилась?

– Так себе. Варшава – да, там небоскребы, здания красивые, а в других городах – все как у нас, только рекламы больше.

Впереди нас идут парень с девушкой. Она держит в руке розу. Парень что-то шепчет ей на ухо.

– А я скоро тоже поеду – в Германию. Учиться, на год. У нас такая программа обмена.

– Скоро – это когда?

– В июне. Сессию – досрочно. А там нас сначала будут два месяца учить языку, готовить…

– А в какой город?

– В Берлин.

– Ты рада?

– Еще бы. А ты что, не хотел бы поехать поучиться за границей? Все бесплатно…

– Хотел бы, но у нас почти никого не посылают с факультета. С немецкого – посылают, там еще с ГДР какие-то связи были.

У кафе «Свитанак» толпятся подростки в шмотках ярких цветов. У некоторых в руках бутылки пива.

Оля говорит:

– Я сейчас на метро – поеду до Московской.

– Проводить тебя?

– Не надо.

По проспекту проносятся машины, подростки что-то орут друг другу, слов нельзя разобрать. Я спрашиваю:

– Напишешь мне письмо из Германии?

– Хорошо. Давай адрес.

– Я дам адрес родителей – не хозяйки. Надеюсь, на будущий год буду жить не у нее.

Я достаю блокнот, нахожу в конце чистую страницу, вырываю, пишу адрес.

– Ну, хорошо тебе съездить.

– Спасибо. Тебе тоже удачи. Пока.

– Пока.

Я поворачиваю на улицу Ленина, иду вниз к Немиге.

Захожу в гастроном, беру бутылку пива. На улице понимаю, что зря не попросил открыть. Возвращаться лень. Цепляю пробку за крепление водосточной трубы, дергаю. Бутылка соскальзывает, разбивается о стену. Пенное пиво выливается на асфальт. Два чувака у входа в магазин хохочут, показывают большие пальцы. В стоящем у тротуара «БМВ» играет «Ace of Base»:

Оглядываю еще раз комнату – вроде, ничего не забыл. Выхожу на балкон. Там два резиновых мяча и десяток пластмассовых ведерок – не влезли в сумку, когда второй раз ехал в Польшу. Мне они больше не нужны.

Заглядываю в хозяйкину комнату. Она спит под двумя одеялами. Над кроватью – поеденный молью ковер, на нем фотографии в овальных рамках. Я кладу на стол тысячу – долг за последние полмесяца.

Электричка едет по мосту над рекой. Внизу пасутся кони. Идет дождь. Напротив меня – толстая тетка в платке и два пацана. Им лет по девять-десять, оба в облезлых спортивных штанах. Один встает ногами на сиденье, высовывает голову в окно.

Мамаша орет:

– Игар, убяры галаву, а то щас атарве.

Он не реагирует. Второй пацан резко срывает с него штаны с трусами. Мелькает худая белая жопа. Пацан подтягивает штаны, кидается на второго. Они падают на пол электрички, катаются по нему, сцепившись. Мамаша кричит: