– Вчера я ехал по Славяновской и вдруг встретил Викт'oра, а мы с ним давно уж не видались. Разумеется, обрадовались оба, заехали в ресторан, разговорились… В общем, он вчера мне показался немного странным. Я тотчас пригласил его погостить недельку-другую у нас в усадьбе, но он отказался. Мне не давало покоя чувство, что с ним какой-то непорядок, и утром я решил приехать к вам и настоять на своем предложении. Матушка и кузина только рады будут, они там скучают без общества. У нас тихо, просторно, правда, мы еще не совсем устроились, переезды – дело хлопотное, не так ли? Но отдых ему, все едино, пошел бы на пользу.

Зыбин внимал каждому его слову, даже рот приоткрыл, про закуски забыл, тем не менее беседу повел он:

– Стало быть, вы на Славяновской встретились… – И он пояснил князю Дубровину: – Там же мои «сморчки» подобрали вашего племянника, только уже поздним вечером-с. А что князь Викт'oр делал на той улице, господин Нароков?

– Не сказывал. Собственно, я и не спрашивал…

– Вы обмолвились, будто он показался вам странным. В чем же выражалась сия странность?

– Мне неловко об этом говорить…

– А вы переступите чрез неловкость, сударь, это важно-с. Как видите, вам не показалось: князю теперича надобно помочь.

– Ну, коли так… Он рассказал мне о своей невесте, что она умерла, но… Викт'oр недавно якобы видел ее и… говорил с нею… с живой! Это ли не странность, господа? Что с ним? Помешательство, да?

– Не извольте беспокоиться, – расплылся в сладкой улыбке Зыбин, – голова у молодого князя в целости.

– Да какое там – в целости! – фыркнул князь Дубровин. – Прострелили ему голову, так-то, господа!

– Что?! – так и обмер Нароков. – Прострелили?!! Кто? Когда?

– Стреляли в него вчерась, из-за угла, насколько я осведомлен, – сказал Зыбин, беря рюмку. – Кто стрелял и почему, неизвестно-с. Ваше здоровье, сударыня. – Он выпил, причмокнул. – Что еще он говорил о своей невесте, господин Нароков?

– Я убеждал его, что он обознался, что такого быть не могло, но Викт'oр ничего и слушать не желал и сказал… В общем, он решительно мне заявил, что он… найдет ее.

– Угу, – удовлетворенно крякнул Зыбин. – Теперь мне все понятно!

– Что, простите, вам понятно? – озадачился Нароков.

– Не обращайте внимания, это я так, на свои думы себе отвечаю.

– Надеюсь, вы теперь понимаете, почему я так настойчиво приглашал его? Викт'oр явно был не в себе, впрочем, горе и не таких людей ломает.

– Правильно, уважаемый, – закивал Зыбин. – Вы, господин Нароков, нездешний, так?

– Не совсем так. Моя матушка родилась и выросла здесь, как и ее сестра, но та умерла после тяжелой и весьма продолжительной болезни. Поскольку наследников тетя не имела, усадьбу оставила мне, она находится вблизи города.

– Не скучно ли вам в нашем далеко не выдающемся месте? – спросил князь.

– Да покуда у меня дел слишком много, чтобы скучать.

Наверху появился Медьери, с бесстрастным лицом. Все следили за его неторопливыми движениями, стараясь угадать, каково положение Викт'oра. Венгр сначала передал небольшой сверток из белого полотна Зыбину:

– Это пуля.

– Как он? – спросила Марго.

– Вполне сносно, мадам, для подобных ранений. Голову пуля только задела, прошла по касательной, в плече застряла. Стреляли ему в спину, целились в сердце, да, к счастью, не попали.

– Когда его можно будет увидеть? – поинтересовался Нароков.

– Не сегодня. Сейчас он спит, сил и крови он потерял много, а сон – прекрасное лекарство. Коли ваша светлость окажет мне честь и согласится принять мою помощь, я приготовлю снадобья и мази, составлению которых я научился на Востоке, они быстро поднимут князя на ноги.

– Это вы мне окажете честь, сударь, – растрогался князь Дубровин.

– Не передадите ли вы записку Викт'oру, когда он очнется? – спросил Нароков, обращаясь к князю.

– Отчего же, передам.

Нарокову принесли перо и бумагу, он настрочил несколько строк, поглядывая со снисхождением (наверняка к возрасту) на Зыбина, который даже рот приоткрыл, заглядывая в его послание. Марго осуждающе покачала головой: ведь поведение этого человека, занимающего ответственный пост, мягко говоря, выглядело некрасиво, но без некрасивых поступков это был бы уже не тот Зыбин. Нароков заметил ее смущение и заговорщически улыбнулся, что означало: простите этому старому господину его бестактность.