Виссарион Фомич только-только приступил к завтраку, а вкушение пищи у него процесс святой, как вдруг оказия: труп! Между прочим, мужеского пола, будто некий фантом замыслил извести всех мужчин города. Наскоро поев и не получив от еды должного удовольствия, Виссарион Фомич поехал на место.

Молодой человек благородного вида, несмотря на скромную одежду, лежал на мостовой ничком. Виссариона Фомича сразу привлекли руки с длинными пальцами и аккуратно подстриженными ногтями, у простых людей таких рук не бывает, руки явно не знали никакого труда. А уж потом он перевел взгляд на лицо, которое было повернуто вбок, глаза широко распахнуты, следовательно, смерть наступила мгновенно. Что же убило молодого человека?

– Переверните труп, господа, – приказал Зыбин полицейским.

Ни грамма крови. Повинуясь чутью, Виссарион Фомич наклонился к трупу и отодвинул на груди борт пальто – есть кровь на рубашке, небольшое пятнышко. А на теле в районе сердца оказался прокол, как и в предыдущих случаях. Само собой труп обнаружили дворники и послали за полицией, полицейские в свою очередь почесали затылки и вызвали Зыбина, который подобные дела брал под личный контроль, не доверяя вести следствие приставам.

Внезапно раздался рев:

– Да что же это?.. Да как же это?.. Ай, бедненький мой... Ненаглядный мой... На кого ж ты меня поки-инул...

Виссарион Фомич выпрямился, переждал, пока кровь отхлынет от головы; только придя в относительную норму, оглянулся. Ревела прехорошенькая девица, одетая вызывающе и с претензией на шик:

– Кто такая? – приблизился он к ней.

Девица утерла со щек слезы, шмыгнула носом и вымолвила:

– Кислицина я. Стеша. Мы билетные-с.

– Как здесь очутилась?

– За наливкой абрикосовой выбежала, – вновь заревела Кислицина, раскачиваясь в припадке горя. – И за мармеладом. А тут народ собрался... Я поглядеть подошла... А тут он...

– Стало быть, ты знаешь его. – Зыбин не спросил, он констатировал, догадываясь, в каких отношениях состояла с убитым плакальщица. Да она просто подарок в этой неразберихе, кстати, билетные девицы дают сведения иной раз лучше всякого сыщика.

– Ой, знаю, голубчика моего... – заголосила Кислицына.

– Отвезите ее в участок, – приказал полицейскому Зыбин.

С полчаса он рассматривал каждую пядь вокруг трупа, но мостовая не земля, на ней следов не остается. Обыск трупа преподнес еще одну загадку: в кармане пальто нашли пистолет. Как же его убили, если он был способен защититься? И с какой целью убили, если даже денег не забрали? Виссарион Фомич залез в коляску и велел ямщику ехать в полицию.

Мирон Сергеевич самолично следил за разгрузкой, подсчитывал количество мешков, которые грузили на телеги, и вносил записи карандашом в специальную тетрадь. Подоспел Елагин, с извинениями пожал руку Галицкому:

– Простите, запоздал. Проспал, знаете ли... Со мной такого раньше не случалось.

– Да без вас управляемся, – сказал Галицкий на широкой улыбке. – К вечеру, думаю, закончим. А ведь подмерзает, вовремя баржи пришли.

Его окликнул приказчик из конторы:

– Мирон Сергеевич! Вас дама спрашивают.

Галицкий извинился перед Елагиным и подошел к приказчику:

– Кто такая?

– Не сказали-с. Они в карете сидят у въезда.

Галицкому не хотелось отрываться от дела, но он и так слыл неучтивым, к тому же, возможно, у дамы неотложное дело к нему. Мирон Сергеевич поспешил к ней. Вышел с территории причала путем, которым ехали в город телеги, огляделся и заметил карету без опознавательных знаков. Когда он подошел, дверца не открылась, что очень странно, ему пришлось постучать:

– Сударыня, Галицкий к вашим услугам.

Дама не пожелала показываться, лишь слегка отодвинула занавеску и высунула в окно руку, обтянутую перчаткой, протянув ему стопку конвертов.

– Это мне? – уточнил Мирон Сергеевич.

– Да, – ответила дама из кареты. Он взял и не успел поблагодарить, хотя не знал, за что, как она крикнула кучеру: – Трогай!

Щелкнул кнут, карета покатилась, тарахтя колесами по мощеной мостовой. Мирон Сергеевич ничуть не удивился такой скрытности, дама из высшего общества, наверное, не хотела, чтоб он узнал ее позже, поэтому сразу переключился на конверты. Почерк жены. Прочел он одно письмо, затем хладнокровно положил письма во внутренний карман сюртука и двинул назад.

– Не желаете ли глоток вина? – спросил Елагина.

– С удовольствием.

За разгрузкой оставили следить двух приказчиков, сами направились в контору Галицкого, который был хмур и озабочен.

– Дурные вести? – осведомился Елагин, заметив перемену в настроение партнера.

– Собственно... – начал было отнекиваться Мирон Сергеевич, но передумал. – Предательство, Афанасий Емельянович, не бывает хорошей вестью. Однако пустяки все это. Попробуйте теперь белого вина.

Елагин взял бокал, отпил глоток, но сейчас вино его не интересовало, но чтоб не обидеть Галицкого, он похвалил: