— Испугалась, — быстро дал объяснение Ашот.

— Согласен. Это единственное, во что и в самом деле можно поверить — что она настолько дико испугалась и убежала именно таким образом. Маловероятно, но допустим. Да вот только…

— Что «только»?

Вадим отвечал, по-прежнему глядя на закрытую дверь кафе, за которой скрывалась интересовавшая его тайна, отвечал уверенно, четко, чувствовалось, что обо всем этом уже думал, и думал не раз.

— Только имеются в этом деле два вопроса. Первый: если она вдруг так испугалась, значит, ей было чего пугаться, значит, там и в самом деле сокрыто нечто, из-за чего можно испугаться. И второй… Вот второй-то и наталкивает меня на то, чтобы нанести в это кафе неофициальный визит.

Оказывается, и это еще не все!

Ашота даже досада взяла. Приятель строит свой рассказ в духе детектива. Вместо того, что коротко, четко и ясно изложить главные, основные обстоятельства дела, рассказывает, словно излагает содержание понравившегося фильма.

— Так что же еще произошло? — слегка раздраженно спросил он.

— Сегодня днем вдруг меня вызывает шеф…

— Индикатор? — снова блеснул осведомленностью Ашот.

— Нет, Крутицкий, начальник Индикатора.

Армянин присвистнул:

— Даже так?

— Даже так. Вызывает и заставляет меня сделать подробнейший отчет о проделанной работе. Устраивает разнос за самовольные и неправильные действия в кафе…

Вадим эффектно замолчал. И Ашот вдруг понял, что произошло дальше, почему приятель так долго подбирается к сути происшедшего.

— И после этого запрещает тебе трогать это злополучное кафе? — полуутвердительно спросил он, кивнув в сторону сияющих окон.

Следователь саркастически хмыкнул:

— Ну что ты, Ашот! Как же он может мне запретить что-то предпринимать, если сам же поручил мне расследование этого дела?.. Нет, дружище, он поступил немного по-другому. Просто высказался, что опыт и интуиция подсказывают ему, что кафе — ложный след. А потому, мол, нужно его, этот след, бросить и заниматься каким-то другим следом…

Логично, — оценил Ашот.

— И чем же твой начальник обосновывал эту свою прозорливость?

— Понимаешь, какое дело, он был довольно убедителен, — признал Вадим. — Игорь Дмитриевич сказал, что при данном варианте все слишком просто и очевидно, чтобы быть правдой, особенно если учесть тщательность подготовки убийства, а также то, что первый убитый, Василий Ряднов, к данному кафе никакого отношения не имел… Так что все логично. И если бы я сумел сегодня найти ту девчонку, я и в самом деле пошел бы по другому пути. Однако она пропала. Понимаешь? Вообще пропала, бесследно, с концами. Значит, с кафе и в самом деле все не так просто, как мне пытаются доказать. И увести меня от него пытаются не случайно… Вот я и предлагаю тебе совершить налет на него. В случае чего, всю вину я, естественно, беру на себя. Но попробовать надо. Потому что официальную санкцию на обыск на моих хлипких основаниях мне никто не даст.

— Только еще один уточняющий вопрос, — задумчиво проговорил частный сыщик. — Что успела тебе сказать девушка прежде, чем директор ее вытолкнул?

— Во-первых, я тебе уже сказал, что девушки там занимаются проституцией…

— Было бы странно, если бы они занимались там чем-нибудь другим, — хмыкнул Ашот. — Нет, это сейчас ни для кого не откровение… А что еще?

— А вот что еще я как раз и не успел узнать, — вздохнул Вадим. — Анна только начала говорить, что по требованию посетителей они им что-то приносят, причем, именно они, а не официантки… Она успела произнести одно-единственное слово «порошок»…

— Наркота? — встрепенулся Ашот.

— Не исключено, — уклонился от четкой формулировки Вадим. — Но утверждать наверное… Не знаю. Как раз тут и появился Барабас.

— Барабас?

— Ну, директор. Они его тут Барабасом называют. Я так понял, что он этот наш разговор подслушивал.

Теперь Ашот заговорил не сразу, сделал паузу. И говорил медленно, словно, не желая задеть приятеля, тщательно подбирает слова.

— Слушай, Вадим, а ты уверен, что тебе это и в самом деле нужно?

— То есть? — не понял тот.

И снова Ашот ответил не сразу. И говорил по-прежнему осторожно, чтобы не обидеть приятеля.

— Что значит «то есть», Вадик? У нас, у армян, есть поговорка, что человек сам может доставить себе неприятностей больше, чем самый заклятый враг… Ну посуди сам. Это ж только в кино про итальянскую или американскую мафию и про комиссара Каттани мы заранее знаем, что нарушение закона герою обязательно сойдет с рук. А в жизни… Оступишься ты — тебя или осудят показательным судом, а то и попросту пришлепнут потихоньку, чтобы на тебя же списать побольше грехов всей твоей же системы… Ты ведь не положительный киногерой, не крутой Уокер или прозорливый Коломбо, которым неуязвимость гарантирована по меньшей мере до конца сериалов.

Вадим попытался опротестовать столь мрачные прогнозы Айвазяна:

— Погоди, Ашот…

Однако тот не позволил себя перебить.

— Это ты погоди! — он даже немного повысил голос, что уж вовсе на него не походило. — Ты хочешь сказать, что истина обязательно должна восторжествовать? Правильно. Только объясни мне, заради Бога: а ради чего она в данном случае должна торжествовать?

Такая постановка вопроса поставила Вострецова в тупик.

— То есть как это ради чего?

Ашот продолжал наседать: