Шумаков юркнул за мою спину, я прикусила губу, чтобы не расхохотаться.

– Извини, я натурал, – поспешил уточнить Миша, – отвязный бабник, неуправляемый кобелина.

– Да вы чего, ребята! – заморгал Бориска. – За пидора меня приняли? Раз модельер, значит, того, самого? У меня жена, трое детей и две любовницы.

Юра вышел из укрытия, а Миша решил исправить положение.

– Ничего такого мы не имели в виду. Я писатель, издаю книги.

У меня вырвался всхлип. Нет, только не это!

– Что ты пишешь? – проявил неуместное любопытство Юра. – Вот Виола…

Я быстро наступила Шумакову на ногу и шепнула ему на ухо:

– Еще одно слово, и я расскажу, что ты следователь!

Юрасик замолк, а Борис продолжал:

– У нас в семье горе, я хожу по квартирам и раздаю объявления. Можете прочитать вслух?

Я обрадовалась смене темы беседы и озвучила содержание листочка, полученного от Бориса:

– Пропал ханурик. Приметы: веселый, искренний, оптимист, красавец, неприхотливый. Нашедший получит вознаграждение в денежной форме и подарок от модельера Марчелло: любая вещь из новой коллекции на выбор.

– К нам ханурик не заходил, – сочувственно сказал Юра, – он вам кто?

– Я считаю его своим сыном, люблю как родного, – горько ответил Борис. – Если, паче чаяния, увидите его где, на лестнице или во дворе, позовите «Гаврюша, Гаврюша», он сразу подойдет, потому что доверчив и хорошо воспитан.

– У вас пропал ребенок? – испугалась я.

– Да-да, – закивал Борис.

– Сколько ему лет? – включил милиционера Юра.

– Семь, – всхлипнул модельер.

– Ну, ё моё! – сочувственно воскликнул Миша. – И давно он исчез?

– Второй день нету, – свесил голову на грудь Борис.

– Следовало заявить в милицию! Разве можно бездействовать? – возмутилась я.

Борис осторожно потрогал пальцами тугие от туши ресницы.

– Гаврюша с характером. Если что ему поперек горла, живо удирает, правда, раньше он отсутствовал всего по нескольку часов, всегда возвращался. Жена поехала на нашу старую квартиру, думает, он туда прибежит. А в милицию обращаться смысла нет, они там все взяточники, гады и сволочи!

Теперь с открытым ртом замер Юра.

– Я полетел дальше, – спохватился Бориска, – а то поздно будет записки раздавать. Заглядывайте в гости, покажу интересные альбомы. У меня на двери табличка с фамилией висит, а номер я снял, он очень некрасиво смотрится на панели из черного тополя. На дереве лучше выглядит латунная вставка с гравировкой.

– У тебя на двери написано «Марчелло»? – уточнил Миша.

– Нет, Тряпкин, – поправил Борис, – Марчелло – творческий псевдоним, в паспорте другая фамилия. Мне дешевая слава не нужна, я не стану пиариться за счет входной двери.

Я прислонилась к стене. На мой взгляд, Тряпкин – необычайно подходящая модельеру фамилия.

– Я тоже издаюсь не под своей фамилией, – в спину Борису сказал Миша.

Когда за модельером захлопнулась дверь, Юра возмутился:

– Обиделся, что мы намекнули на его кривую ориентацию! Так всем известно, что у них там, в лоскутах, сплошной гей-парад. И какое право он имеет обзывать всех милиционеров сволочами? В органах служит огромное количество порядочных людей, высококлассных специалистов!

– Ты считаешь всех членов фэшн-сообщества геями, а Борис имеет свое мнение о милиции, – вздохнула я, – вы оба жертвы «желтой прессы», начитались ерунды и верите в нее. С таким же успехом можно сказать о всех писателях: прозаики – алкоголики, а поэты – наркоманы. В любом стаде есть паршивая овца, но остальные-то барашки нормальны. Только глупые люди судят об остальных по отдельным индивидуумам.

– Пойду-ка я спать, – прервал меня Миша, – нащупаю впотьмах кровать и лягу. Очень надеюсь, что завтра ко мне приедет нормальный электрик и объяснит, почему во всем доме, кроме моей квартиры, есть свет.

Ночь я провела беспокойно, ворочалась с боку на бок на надувном матрасе. Пару раз меня будил писк комаров, непонятно откуда взявшихся в марте. Услышав противный зудящий звук, я приоткрывала глаза, видела за окном темноту, понимала, что до рассвета еще далеко, натягивала на голову одеяло и благополучно засыпала. Сил сесть и прихлопнуть противное насекомое не было, голова не держалась, даже повернуться на другой бок казалось непосильной задачей. Наглый звон будильника ворвался, словно струя ледяной воды в теплую ванну.