Переработав встречу в супермаркете, Никита склонялся к мысли, что все-таки она обратила на себя его внимание, то есть намеренно столкнулась с ним, выронила корзинку. Отсюда вырисовывалась неприглядная картина: Инна в курсе, кто он и чем занимается, значит, тоже хочет быть ближе к нему, чтоб знать, к чему ей готовиться. Но у данной версии есть существенный недостаток: она (Инна) что, конченая дура? Да одно сходство с Лолой представляет огромную опасность для нее, не мечтает же Инна сесть на скамью подсудимых. Не мечтает, а на рожон лезет? Абсурд.

А если она все же не знает, кто Никита? Если, учитывая обстоятельства, он попросту поддался эмоциям и построил пирамиду на пустом месте, без оснований? Сейчас, сидя в пустом дворе за деревянным ветхим столиком, где мужики забивают козла, Никита сомневался во всем. Ох, не любитель он неопределенности. Но работа детектива – логика и еще раз логика, ну и поиск оптимального решения задачи. А Никита продвигался не благодаря логике и вычислениям, а благодаря непредвиденным случайностям. Их же может не быть. Есть еще один путь – провокационный, почему же не пойти по нему безотлагательно? Он позвонил Инне:

– Добрый вечер. Это ваш новый знакомый Никита из супермаркета.

– Помню. Здравствуйте.

– Инна, вы не откажетесь провести со мной пару часов?

– Ой, даже не знаю… Прямо сейчас?

– А когда? Я сижу в вашем дворе под грибком.

– Спрошу у бабушки, как она себя чувствует.

Никита ждал, слыша невнятные переговоры. Интересно, что это за бабушка-узурпатор, у которой спрашивает разрешения сбегать на свидание тридцатилетняя девица? Никита встрепенулся, услышав голос Инны:

– Алло…

– Да-да, я весь внимание.

– Я сейчас выйду.

Он поднялся навстречу Инне, вглядываясь в ее фигуру, проявляющуюся из сумерек, как черно-белая фотография в лотке с фиксажем. Она все ближе и ближе, знакомая и… загадочная. Не женщина – загадка, излучающая таинственную природу, завораживающая, словно НЛО, нет, в этом смысле она доступна. А что она есть, почему она есть – вот в чем ее загадка.

Инна остановилась в метре от него, на ней та же юбка и футболка, на плечи наброшена шерстяная кофта, вязанная вручную. Лола! Умытая и непритязательная, сутулая и неприметная, но Лола. С ума сойти! Инну отличала от оригинала только идиотская улыбка с поджатыми и растянутыми в стороны губами. Рука Никиты невольно дотронулась до его сотового телефона в кармане, появилось жгучее желание позвонить Лоле и спросить: не вы ли сейчас стоите передо мной? Но он улыбнулся и спросил:

– Бабушка разрешила покинуть ее?

– Она никогда не возражает, я сама не могу бросить ее. Погода портится, а у нее на погоду давление скачет. Может, вы к нам зайдете? Чаю попьем?

Отказаться от знакомства с бабушкой? Черта с два! Да он спал и видел бабулю.

– Согласен. Только сбегаю в магазин и куплю что-нибудь к чаю.

– Не стоит, я испекла печенье. Идемте?

Нехорошо идти в гости с пустыми руками, но Никита рискнул произвести на бабушку не очень хорошее впечатление.

Вошли в темный подъезд, Инна поднималась по лестнице первой, подавая сигнал голосом:

– Осторожней, ступеньки у нас старые, деревянные, кое-где прогнили. Дом предназначен под снос, из нашего подъезда почти всех жильцов переселили, остались мы с бабушкой и еще одна семья.

– Ох! – оступился Никита.

– Ставьте ступни ближе к следующей ступеньке, – подсказала Инна. – Лампочку вкрутить некуда, сосед разбил плафон, когда выезжал.

– Зачем?

– Случайно. Мебель выносили и разбили, здесь же потолки низкие. Мы пришли. Только не пугайтесь, ремонт делался давно, а теперь не имеет смысла его делать.

Инна долго возилась с ключом, не попадая в замочную скважину, Никита посветил ей мобильником.

– Проходите, – пригласила она, распахнув дверь.

М-да… Ободрано, облезло, бедно. Живут так многие одинокие люди, которым не то что на ремонт, на лекарства не хватает, а жить-то хочется, потому тратятся деньги на аптеки.

– Ба, я привела гостя! – крикнула Инна.

– Покажи мне его, – послышался из глубины квартиры приятный голос, отнюдь не старческий и дребезжащий, характерный для развалин.

– Пойдемте, – сказала Инна. – У бабушки три комнаты, она в своей спальне.

В кресле полулежала, обложенная подушками и накрытая пледом, полненькая пожилая женщина, в руках она держала раскрытую книгу. Когда вошел Никита, сняла очки, улыбнулась и бойко представилась:

– Меня зовут Октябрина Пахомовна, а вас?

– Никита, – ответил он.

– Инночка, поставь чайник, – попросила она внучку. – А вы садитесь, я хочу на вас посмотреть.

Под оценивающим взглядом Октябрины Пахомовны Никита чувствовал себя не в своей тарелке, будто на смотрины угодил в качестве ряженого-суженого. От нечего делать осматривался. Комната малюсенькая, да и предыдущая размером воображение не поражала, мебели мало, и вся она разнокалиберная, разумеется, из старья. Около кресла Октябрины Пахомовны высился торшер и стояла трость, на стене распластан ковер, которым наверняка всласть полакомилась моль, на подоконнике куча лекарственных препаратов, на тумбочке в вазе искусственные ромашки.