Судите сами. Блейк руководит агентурной работой по линии политической разведки. У него имеется какой-то агентурный аппарат. Борис — не та фигура для Блейка — руководителя плюс советского агента. Зачем Блейку, особо ценному агенту-документалисту, снабжающему советскую разведку документальными материалами, какой-то «русский след», могущий бросить тень на него, компрометирующий его, т. е. два этих направления работы не должны сходиться на одном человеке. Далее. Из книги Я. Волдана «Человек из отделения «Игрек» следуют такие положения (я цитирую дословно, чтобы без кривотолков). Блейк, обращаясь к шефу: «…Сэр, разрешите предложить вам один, на мой взгляд, смелый план. План необычен, но думаю, его реализация нам во многом помогла бы. Я предлагаю провести операцию, в которой меня завербовали бы русские…» Разумеется, Джордж предпринял рискованный шаг после всесторонних консультаций с советскими друзьями… План Джорджа в общих чертах руководство Интеллидженс Сервис принимает… Руководство СИС утверждает операцию, разработанную Джорджем Блейком. А для советской стороны мастерский ход обеспечил безопасный и оперативный способ связи со своим сотрудником и на долгое время задал работу аппарату СИС» (Волдан Я. Человек из отделения «Игрек». М.: Политиздат, 1989. С. 70–71).

Дальше эта тема, в указанном сочинении тема Блейка-«двойника», не разбирается. Что сказать? Если это художественный вымысел, то не такое можно придумать. Мне лично хочется, чтоб это осталось вымыслом автора, хотя он с Блейком встречался. Если правда, то этим ходом Блейку и был подписан в черновике приговор в 42 года. Посудите сами: Голеневский дал наводку, он крикнул в лесу «ау», и тут же эхо вернуло: «Это Блейк, это он. У нас, в СИС, на всех других подозреваемых нет стольких уникальных улик, как на одного Блейка». Но это еще не все. Центр в состоянии прострации, что ли, допустил еще один прокол. Причем длительного свойства. Вспомните из юридической теории: понятие «длящееся преступление». Английское начальство Блейка велело принять ему на связь некоего Хорста Эйтнера, немца, который сотрудничал с предшественником Блейка. Дело, как говорят, рутинное. Микки (прозвище Эйтнера) работал по заданию англичан в магазине готового платья, он давал наводки на русских визитеров, там Блейк и вышел на Бориса. Микки снабжал англичан кое-какой информацией, получаемой им от друзей из ГДР, в общем, ничего особенного. Через год работы с ним Блейк узнал от советских товарищей, что Микки и его жена перевербованы другими товарищами, из ГРУ, т. е. из военной разведки. Блейк замечает в своей книге, что считал вербовку Микки совершенно бесполезной, но что он ничего не мог поделать. Это так… Ну а советские товарищи? Слушайте дальше. После отъезда Блейка в Бейрут, он передал Микки своему преемнику, а советские товарищи попросили разрешения у Микки установить в его квартире подслушивающие устройства с тем, чтобы изучать коллегу Блейка (заметьте, что при Блейке микрофонов не было, ибо ему доверяли). Затем произошла сцена ревности между Микки и его женой, та побежала в полицию и сообщила, что ее муж — русский агент. И мужа, и жену арестовали, они «раскололись». Немецкая контрразведка познакомила в декабре 1960 года с полученными материалами англичан. Вот так. Осталось высказать мораль. То что военные соседи завербовали Микки с женой — это дело хозяйское: наш Центр в конце концов не знал, что делает Центр военных. Но вот узрел, узнал, и что? Пошли в ход, наверное, совместные планы использования Голиафа-Блейка и Карлика-Микки (сравните с парами Абель-Хэйханен, Лонсдейл-Хафтон.) Но ведь Микки должны были исключить из оборота любым способом. Нет, у него после отъезда Блейка технику ставят, т. е. Блейку как своему верили, не нужны были микрофоны, а появился преемник — будем слушать. Вот этот вопрос: почему Советы решили установить «жучки» только после того, как Блейк уехал в Бейрут — ему в предарестной увертюре следствия в Лондоне и задали. «Не знаю», — ответил Блейк. А что он мог еще ответить? Если бы я вел служебное расследование, то спросил бы своих коллег, или советских товарищей Блейка: «Вы должны были предвидеть, что смена режима контроля за встречами преемника с Микки по сравнению с Блейком автоматически вела к его засвечиванию». Или, обращаясь к Коровину-Родину, генералу и резиденту в Англии: «Вам пришло в голову, что посылка русиста Блейка в Бейрут на курсы арабского языка означала его изоляцию на время завершения его разработки?» Или к тем, кого Блейк вызвал на встречу в Ливане: «Какие аргументированные доводы содержались в шифровке Центра о допустимости поездки Блейка в Лондон? Ставили ли вы вопрос в связи с опасностью, грозящей Блейку в Лондоне, о срочной переправе в Москву?» Да, много этих вопросов, Родин-Коровин назвал бы их «дурацкими»… Голеневский дал самую общую наводку, но погубили-то мы разведчика-идеалиста сами, когда в нужное время не вникали в возникающие ситуации, не принимали правильных решений по этим вопросам. О. Гордиевский вспоминает в своем совместном с К. Эндрю труде, что генерал Родин обладал высоким самомнением и весом в Центре… В этом я ему верю.

Когда читаешь книги о Рихарде Зорге, Киме Филби, Вильяме Фишере-Абеле; Джордже Блейке, Леопольде Треппере и других людях с романтичной профессией разведчиков по-нашему, или подлых шпионов по-ихнему, то постоянно натыкаешься на сравнения в превосходной степени, типа: «шпион столетия», «агент века», «операция-фантастика» и т. п. О провалах говорят очень даже скромно, начальники стараются без нужды на эти темы не вещать. Помните, в московских трамваях у окон обязательно есть надпись «Не высовываться», а в метро у дверей — «Не прислоняться»? Высунешься с откровениями не туда, прислонишься близко к правде не там, где велено, — и амба, кислород перекроют и из обоймы системы или подсистемы вылетишь. Когда у нас впервые серьезно заговорили о «Красной капелле», или «Красном оркестре», а произошло это в 1974 году, и я это связываю с именем профессора А. Бланка (Бланк А. В сердце Третьего рейха. М.: Мысль, 1974), то затем в газетах запестрело: «бесстрашные антифашисты», «герои Сопротивления», «несгибаемые борцы», «трусливые судьи: смерть героям» и т. д. По правде говоря, смерть сотен участников «Красной капеллы» предопределила только одна шифротелеграмма из Москвы, из Центра, от Директора. У меня почему-то этот вездесущий и политически всепогодный Директор ассоциируется с «паном бухгалтером» из гротескного политбюро — «Кабачка 13 стульев» Помните? Такой же путаник. В противовес условному заголовку к статье о гибели «Красной капеллы»: «Антифашисты XX века», я бы предложил — «Жертвы века социализма». Ведь вначале терроризм на одной шестой земли уничтожил то, что называли социализмом (при терроризме социализма вообще быть не может, отсюда «то, что называли»), т. е. условность отбросили, форму, название — оставили, образовался тоталитаризм. Этот монстр уничтожал все, вплоть до антифашистских иностранных борцов: вспомните гибель членов иностранных компартий в Москве, интербригадовцев из Испании, довоенную передачу НКВД «партайгеноссе» из гестапо на мосту через Буг немецких антифашистов, в том числе евреев, перебравшихся из гитлеровской Германии к родному Сталину. В результате террора человеческие ценности оказались ниже нулевой отметки, обрели знак минус, стали величиной отрицательной, поэтому человеческие жизни перестали браться в расчет: сталинский лозунг «незаменимых нет», советские концлагеря — в Гёрмании в лагерях печи для сожжения после удушения. Палачи соревновались. Между прочим, первую душегубку изобрели в Москве в УНКВД, но это так, для установления приоритетности. Образовалась философия нищеты, такого бытия, когда человек, по «гениальному» определению Сталина, стал лишь одним из элементов производительных сил, приводящим в движение орудия производства (читайте главу IV «Краткого курса»), и только. На этом его функции исчерпывались. Ну еще деторождение, конечно. Но это кому позволят дожить до рождения ребенка, а не стать лагерной пылью, по выражению Л. П. Берия. Вот эта призма восприятия людской жизни (пока работаешь — тяни, помрешь — так незаменимых у нас нет) и доминировала со времен Великого Октября, через Великую Отечественную и вплоть до Чернобыля. Это стало философией масс. Люди отучились мыслить иными категориями: запомните, что на Восточном фронте на одного павшего в боях немца приходилось четырнадцать наших ребят, и ничего, как говорили Сталин, Хрущев, Брежнев и т. д., выстояли и победили. Никто не забыт, ничто не забыто? Крылатая фраза по форме, вранье по существу. А Чернобыль? А понапиханные кругом другие атомные станции, которые еще ждут своего часа «X», когда они сыграют свои похоронные марши. Помните у А. П. Чехова: если ружье висит на стене, то в последнем акте оно выстрелит. Перефразируйте насчет атомной станции по академику Александрову: она взорвется. И все это из-за формулы, что ценность человека — величина отрицательная, и равнодушия полнейшего…

Так вот, Леопольд Треппер, резидент-нелегал военной разведки в Западной Европе, в частности во Франции, Германии и Бельгии до и во время войны, привлеченный в 30-е годы к сотрудничеству самим Яном Берзинем, в своей книге «Большая игра» рассказывает, что вначале, напав на линии активного радиообмена между Москвой и радистами «Красного оркестра» в Европе, немцы не могли расшифровать перехваченные радиограммы: они их попросту складывали, о ключе к коду — книге «Тайна профессора Вильмана» — они не знали. Но затем 17 мая 1942 года книгу обнаружили, и тогда известный математик доктор Фаук приступил к чтению ста двадцати (!) перехваченных депеш, ждущих часа открытия их интимного содержания. 14 июля 1942 года Фаук с ассистентами читает одну из телеграмм — приговор к смерти руководителям «Красной капеллы» в Берлине, подписанный паном Директором. Прочитаем текст и мы: «KLS из RTX 1010–1725 99 wds gbt от Директора Кенту. Лично. Немедленно отправляйтесь Берлин трем указанным адресам и выясните причины перебоев радиосвязи. Если перебои возобновятся, займитесь радиопередачей лично. Работа трех берлинских групп и передача сведений имеют огромное значение. Адреса: Нойвестенд, Альтенбургер аллее, 19, четвертый этаж справа, Коро. — Шарлоттенбург, Фредериция штрассе, 26-а, третий этаж слева, Вольф. — Фриденеу, Кайзерштрассе, 18, пятый этаж слева, Бауэр. Здесь напомните «Уленшпигеля». Пропуск: «Директор». Ждем сообщения до 20 октября. Новый план (повторяем новый) касается всех трех станций gbt ar KLS из RTX» (Треппер Л. Большая игра. М.: Политиздат, 1990. С. 154).

Итак, противником по войне были получены действительные адреса руководителей всей разведгруппы «Капелла»: Шульце-Бойзена, Арвида Харнака и Адама Кукхофа; а также их псевдонимы.

Я не знаю, кто был Директором в тот момент и чьей подлинной подписью была завизирована шифровка. Но то, что Директор оказался дебилом, — это точно. Не знать, что телеграммы не только шифруются, но и расшифровываются? Указать подробные адреса всех трех руководителей сразу, причем с точностью до «этаж слева», «справа» и псевдонимами адресатов?! Идиотизм полный. Гестапо в лице тогда еще штандартенфюрера Фрица Панцингера, начальника отдела IV А (за разгром «Красной капеллы» он получил звание оберфюрера) не торопилось брать троицу. За ними, как водится, выставили наружное наблюдение, организовали слуховой контроль, выявили максимум сообщников. Но… ищеек поджидал инфарктной степени удар: в службе Фаука тоже работал человек Шульце-Бойзена, математик по имени Хорст Хайльман. Он, к несчастью, узнал о расшифрованной телеграмме только 29 августа 1942 года, почти через полтора месяца, но все же сразу позвонил Шульце-Бойзену домой, а тот, как назло, отсутствовал. Хайльман предупредил, чтобы руководитель ему перезвонил. Рано утром 30 августа Шульце-Бойзен позвонил в кабинет Хайльману, а там снял трубку… сам доктор Фаук, случайно туда зашедший и услышал: «Говорит Шульце-Бойзен…» Фаук ошарашен, он бросился в отдел Панцингера, там паника: еще бы, вон куда «Красная капелла» залезла! Шульце-Бойзена забрали тотчас, с 30 августа пошли аресты, в застенках гестапо через три недели оказалось 60 человек, а к началу 1943 — уже 150 антифашистов ждали своей участи.

Треппер приводит еще целый ряд головоломных ляпсусов Центра и Директора. После невероятных испытаний, бегства из рук специально созданной в Париже «Зондеркоманды «Красный оркестр», гибели многих соратников, Л. Треппер прибыл в Москву. Куда точнее? В подвалы Лубянки, в камеры Лефортовской тюрьмы. До мая 1954 года он отбухал почти десять лет лишения свободы: Директора ведомства не могли ему простить, что уж он-то знал им цену. Они и пальцем не пошевелили, чтобы добиться его освобождения, более того, засунули туда же, на Лубянку, и Шандора Радо, своего резидента в Швейцарии, по кличке Дора (переставьте слоги и получите «Радо»), который передавал в Центр, извините, Директору, сведения аж с узла связи ОКВ (Оперативного командования Германии). Представляете? Когда Треппер в 1974 году закончил и опубликовал свою книгу «Большая игра», а еще раньше в 1967 году о «Красной капелле» написал французский юрист и публицист Жюль Перро, и Директора стали мастерить фонтаны крокодиловых слез на Лубянке и в «Аквариуме» (перебежчик, предатель из ГРУ Виктор Суворов уверяет, что у военной разведки такое устоявшееся прозвище). И вот из фонтанов заурчало и полились самые олегопоповские клоунские струи из затуманенных счастьем победы в тайной войне очей: «Ах антифашисты XX века, ох доблестные разведчики, предсказатели немецких ударов под Сталинградом и Курском. Долой фашистское правосудие! Позор фашистским палачам!» Ну и все такое, в жанре героики с нашей стороны. А вот то, что к 1941 году и позже не осталось в обеих разведках, т. е. НКГБ и ГРУ, людей, способных мыслить профессионально, ибо всех и вся репрессировали — 40 тысяч военных и 20 тысяч энкаведистов, а те, что сели на их стулья, не могли через свои прямые извилины в штанах трансформировать энергию из старых кресел прежних хозяев до своих мозгов — на это Сталину с компанией было наплевать.

Данный очерк был написан мною в 1997 году, сразу после выхода третьего тома «Очерков истории российской внешней разведки». Но история не стоит на месте. В текущем году опубликован двухтомник А. Колпакиди и Д. Прохорова «Империя ГРУ» (М., 1998). Я бы дал ему название «Кладбище ГРУ им. И. В. Сталина».

Эту работу выгодно отличает от «Очерков…» фактография жизни и гибели разведчиков, но все же это не история ГРУ, даже по объему: двухтомник не идет в сравнение с шеститомником «Очерков…». Однако была ли «империя ГРУ»? Да не было ее. Для «затравки» читателя — это броско, но по сути? …Я думаю, что авторы, собрав фактически мартиролог на сотни, если не на тысячи сотрудников ГРУ, казненных Сталиным, опровергли само понятие «империя». Уж какая тут «империя ГРУ»!? А сколько сломанных судеб агентов, казненных сотрудников осталось за воротами этого сталинского кладбища? Еще в 10–20 раз больше названного количества. Остались в живых буквально единицы!

Ф. Саусверд

2000 год