Когда, наконецъ, приведенъ былъ въ извстность окончательный результатъ всхъ робберовъ и пулекъ, м-ръ Бобъ Сойеръ, къ удовольствію всхъ и каждаго, объявилъ, что наступилъ приличный часъ для скромнаго ужина, изготовленнаго на холостую руку. Гости встали и разбрелись по уголкамъ, чтобъ не мшать готовить ужинъ.

Но приготовленія къ ужину совершались отнюдь не съ такою быстротой, какъ, можетъ быть, воображаетъ неопытный читатель. Надлежало прежде всего разбудить черномазую двицу, уснувшую на кухн за столомъ, — за этой церемоніей прошло около десяти минутъ; но, хотя она встала и даже протерла глаза, — нужно было употребить еще четверть часа, чтобы разъяснить ей сущность дла. Человкъ, котораго посылали за устрицами, къ несчастью, не получилъ предварительнаго наставленія откупорить ихъ на самомъ мст, a извстно, что откупоривать устрицы столовымъ ножомъ совсмъ не такъ удобно, какъ двузубой вилкой. Устрицъ достали весьма немного, и еще мене оказалось жареной говядины и ветчины, хотя мальчишка для закупки этой провизіи былъ заблаговременно отправленъ въ "магазинъ германскихъ сосисокъ". Зато портеру было вдоволь, и каждый съ превеликимъ аппетитомъ кушалъ сыръ, потому что портеръ былъ очень крпокъ. Такимъ образомъ ужинъ оказался вообще весьма удовлетворительнымъ, и компанія насытилась.

Посл ужина устроили жжонку и подали нсколько бутылокъ спиртуозныхъ напитковъ. Гости закурили сигары и приготовились пить; но тутъ вышло одно довольно непріятное обстоятельство, обыкновенное на холостыхъ квартирахъ. Между столовой посудой, взятой изъ трактира, замшались четыре хозяйскихъ стакана, заимствованные y м-съ Раддль. Черномазой двиц вдругъ, ни съ того ни съ сего, пришло въ голову отбирать эти стаканы для мытья, и на этотъ конецъ она обошла всю честную компанію, интересуясь знать, изъ какой посудины, хозяйской или трактирной, пилъ свой пуншъ тотъ или другой джентльменъ. Это было нехорошо, даже очень нехорошо, потому что посл этой церемоніи отбиранья четыре джентльмена остались вовсе безъ стакановъ. Къ счастію, Бобъ Сойеръ, обнаруживая находчивость, рдкую въ этихъ случаяхъ, вооружилъ джентльменовъ откупоренными бутылками и предложилъ каждому изъ нихъ тянуть изъ горлышка, сколько душ угодно.

Между тмъ щеголеватый джентльменъ въ лакированныхъ сапожкахъ, уже давно изъявлявшій безполезную готовность потшить публику своимъ неистощимымъ остроуміемъ, ршился теперь, пользуясь удобнымъ случаемъ, выставить себя въ приличномъ свт. Лишь только черномазая двица унесла стаканы, онъ началъ разсказывать длинную исторію объ одномъ политическомъ геро, котораго фамилію онъ совсмъ забылъ, хотя она вертлась y него на язык. Для поясненія дла онъ пустился въ мелочныя подробности относительно многихъ постороннихъ обстоятельствъ, тсно соединенныхъ съ настоящимъ анекдотомъ, котораго, однакожъ, онъ, какъ нарочно, никакъ не могъ припомнить въ эту минуту, хотя эту же самую исторію онъ разсказывалъ боле тысячи разъ въ послднія десять лтъ.

— Это, однакожъ, удивительно; вдь просто, еслибъ вы знали, вертится на язык, a никакъ не поймаю, — сказалъ щеголеватый джентльменъ въ лакированныхъ сапогахъ.

— Очень жаль, что вы забыли, — сказалъ м-ръ Бобъ Сойеръ, прислушиваясь между тмъ, какъ двушка стучала стаканами внизу, — очень жаль!

— Конечно, жаль, потому что, могу васъ уврить, исторія презанимательная, — сказалъ щеголеватый джентльменъ;- ну, да ничего, стоитъ подумать какихъ-нибудь полчаса, и я все припомню.

Наконецъ, къ великому удовольствію хозяина, стаканы, подвергнутые операціи вымыванья, снова воротились изъ кухни. Лицо м-ра Боба Сойера быстро прояснилось, и онъ повеселлъ въ одну минуту.

— Ну, Бетси, — вскричалъ Бобъ Сойеръ съ величайшею живостью, — вы, я вижу, предобрая двушка, Бетси. Давайте намъ горячей воды, живй!

— Нтъ горячей воды, — отвчала Бетси.

— Какъ нтъ?

— Нтъ, да и нтъ, — сказала двушка, длая головою такой отрицательный жестъ, который могъ быть краснорчиве всякихъ голословныхъ возраженій; — м-съ Раддль запретила давать вамъ горячую воду.

Изумленіе, отразившееся яркими чертами на лицахъ всхъ гостей, сообщило хозяину новую бодрость.

— Послушайте, Бетси, принесите горячей воды, сейчасъ принесите, не то… — сказалъ м-ръ Бобъ Сойеръ съ отчаянною суровостью.

— Неоткуда мн взять, — возразила черномазая двица, — м-съ Раддль, передъ тмъ, какъ ложиться спать, залила весь огонь въ кухн и заперла котелъ.

— О, это ничего, ничего. Не извольте безпокоиться о такой бездлиц,- сказалъ м-ръ Пикквикъ, замтивъ борьбу страстей, выразившихся на лиц отуманеннаго хозяина, — холодная вода, въ этомъ случа, ничуть не хуже горячей.

— Я совершенно согласенъ съ вами, — сказалъ м-ръ Бенжаменъ Алленъ.

— Хозяйка моя страдаетъ, господа, періодическимъ разстройствомъ умственныхъ способностей, — замтилъ Бобъ Сойеръ съ кислою улыбкой. — Кажется, мн придется проучить ее немного.

— Ну, полно, стоитъ-ли хлопотать изъ-за этого, — сказалъ Бенъ Алленъ.

— Очень стоитъ, — сказалъ Бобъ съ мужественною ршимостью;- заплачу ей свои деньги и завтра же постараюсь дать ей такой урокъ, котораго она долго не забудетъ.

Бдный юноша! Чего бы онъ не сдлалъ, чтобъ быть вполн искреннимъ въ эту минуту!

Грозное настроеніе чувствъ и мыслей Боба Сойера сообщилось мало-по-малу его гостямъ, которые теперь, для подкрпленія своихъ силъ, принялись съ большимъ усердіемъ за холодную воду, перемшанную пополамъ съ ямайскимъ ромомъ первйшаго сорта. Вліяніе сердцекрпительнаго напитка обнаружилось въ скоромъ времени возобновленіемъ непріязненныхъ дйствій между скорбутнымъ юношей и джентльменомъ въ эмблематической рубашк. Сперва они хмурились и только фыркали другъ на друга; но, наконецъ, скорбутный юноша счелъ своей обязанностью принять боле положительныя мры для выраженія душевнаго презрнія къ своему врагу. Послдовало объясненіе слдующаго рода:

— Сойеръ! — сказалъ скорбутный юноша громкимъ голосомъ.

— Что, Нодди?

— Мн очеиь непріятно, Соейръ, — сказалъ м-ръ Нодди, — безпокоить чмъ-нибудь дружескую компанію, — особенно за твоимъ столомъ, любезный другъ, очень непріятно; но я вынужденъ, скрпя сердце, объявить вамъ, милостивые государи, что м-ръ Гонтеръ — не джентльменъ, и вы жестоко ошибались, если считали его джентльменомъ.

— Мн очень непріятно обезпокоить чмъ-нибудь жителей улицы, гд живешь ты, Сойеръ, — сказалъ м-ръ Гонтеръ, — но, кажется, я принужденъ буду потревожить твоихъ сосдей, выбросивъ изъ окна господина, который сейчасъ обращался къ вамъ со своей дерзкой рчью, милостивые государи.