Шрифт:
— Да неужели нам нет выхода? — громко проговорил Сергей Александрович.
— ю может быть, и есть! — послышался в дверях знакомый голос.
Гурлов вздрогнул. Чаковнин поднял свечу над головою и пригнулся, чтобы разглядеть, кто вошел. В дверях стоял Прохор Саввич.
— Громко изволите дебаты свои вести! — сказал он, улыбаясь. — Хорошо, что поблизости посторонних нет, а то даже в коридоре слышно…
— Вы каким образом здесь? — удивился и вместе с тем обрадовался Гурлов, вставая ему навстречу.
— С секретарским камердинером в бричке приехал, а теперь, как они проследовали благополучно дальше, остался здесь ради вашей печали.
Чаковнин, видимо, тоже обрадовался появлению старика.
— Садитесь — гостем будете! — проговорил он.
Прохор Саввич положил шляпу и трость и сел к столу.
— Так вы полагаете, государи мои, что выхода нет? — тихо сказал он, и морщины на его бритом выразительном лице разгладились доброю улыбкой.
— По-моему, выход один, — ответил Чаковнин, — я поеду и поговорю с этим князем начистоту, а он пусть подождет, — показал он на Гурлова.
— А ждать-то ему каково? — улыбнулся опять Прохор Саввич. — Вы думаете, усидит он вдалеке от Вязников?
— А отчего же ему и не усидеть?
— А зазнобушка? — спросил Прохор Саввич.
Гурлов смущенно потупился. Прохор Саввич сразу уловил главную причину, по которой не нравился Сергею Александровичу план Чаковнина и о которой ему не хотелось говорить.
— А, вам Александр Ильич рассказал все? — смущенно произнес он.
— Ничего мне Александр Ильич не рассказывал! У меня свои глаза есть, — возразил Прохор Саввич. — Вы думаете, что мне непонятно было, почему вы вдруг из Москвы вслед за ее приездом явились и о ней расспрашивали? Так расспрашивают лишь в том случае, если действительно любят. Я-то знал о ней, только ничего вам не рассказывал, потому что ничего не мог утешительного сообщить. Князь тиранил ее до сих пор.
— Ну, а теперь? — чуть слышно произнес Гурлов.
— А теперь, могу вам сказать, что с этой стороны не тревожьтесь. Гурий Львович хочет лаской ее взять, роскошь пред ней расточает, роскошью одурманить желает. Теперь она отлично обставлена.
— Ну, в этом отношении я Машу знаю, — вздохнул Гурлов, — роскошью ее не возьмешь.
— Ну, и отлично! — согласился Прохор Саввич. — Так вот, видите ли, — обратился он к Чаковнину, — молодцу не усидеть вдали от Вязников, все равно удерет и попадется, как кур в ощип… Надо обдумать дело как следует…
— Забыл я про это — забодай меня нечистый! — проворчал Чаковнин. — Ну, пусть едет в Вязники, а я поговорю с князем.
— А если он и слушать не захочет?
— Меня-то?
— Эх, Александр Ильич! Что один раз возможно, то не всегда повторяться должно. Теперь князь говорить с вами будет, конечно, с опаской. Ну, в крайнем случае, убежит от вас. Хорошо! А ведь та, из-за которой мы стараемся, совсем в его руках. Всякий наш промах на ней отозваться может!..
— Так что же делать? — воскликнул Чаковнин, начавший уже сердиться.
— Послушаться моего совета, — ответил Прохор Саввич.
XIX
Чаковнин, пыхнув большим клубом дыма, проговорил:
— Ежели по вашему совету нужно кому-нибудь два ребра вышибить — так я это сразу, а на фокус-покусы — извините, не мастер.
Он был немножко недоволен, как сочинитель плана, который провалился. Авторское самолюбие его слегка страдало.
— Секретарь Савельев видел вас здесь? — спросил Прохор Саввич.
— Видел.
— Вместе?
— Вместе.
— Нехорошо!
— Ничего нет нехорошего: он прогнан уже, — сказал Чаковнин.
— Это он вам сказал? Да? Ну, так он сказал неправду! Он послан в губернский город, чтобы начать там дело.
Чаковнин, пускавший дым мелкими кольцами, вставил только:
— Забодай его нечистый!..
— Теперь надо сейчас вам ехать в Вязники, — начал Прохор Саввич, — и сказать князю, что вы нарочно, мол, приехали к Гурлову сюда, чтобы узнать, куда он поедет, что утром сегодня вы его укрыли потому, что он не сказал вам, за что его преследуют, а потом, когда узнали, спохватились…
— Словом, наврать с три короба? Ну, что ж, я и навру, пожалуй… С волками жить — по-волчьи выть, видно!.. А вы как?
— А мы завтра утром прибудем оба в Вязники. О нас, конечно, ни слова не говорите.
Чаковнин поднялся со своего места.
— Ехать так ехать. Обставлять князя в дураках, значит. Ну, до свидания!..
Не больше как через десять минут он уехал.
— Отчего вы говорите, что мы завтра в Вязники прибудем, когда можно сейчас отправиться и быть там к ночи? — заговорил Гурлов, которому не хотелось быть вдали от любимой девушки.