Явившаяся к нему княгиня Сан-Мартино была, скорее, пожилой женщиной, с резкими чертами лица, лишь свидетельствовавшими о том, что когда-то и она была красива. Ее кожа была смуглой от солнечного загара. Манера и осанка были безукоризненными, и Саша Николаич сразу же увидел, что он имеет дело с женщиной, привыкшей жить среди людей, которые присвоили себе право распоряжаться другими.

Княгиня вошла, подняла вуаль, с достоинством поклонилась и села в кресло, пригладила рукою волосы и указала Саше Николаичу рукой на кресло.

— Я нарочно приехала в Петербург, чтобы повидаться с вами, — начала она. — Как вы можете судить по моему имени, я — иностранка, очень плохо говорю по-русски и приехала в Петербург издалека нарочно, чтобы повидаться с вами…

Говорила она на том изысканном французском языке, на котором изъяснялись при дворе французских королей и который был выработан целым рядом поэтов и писателей в салонах Рамбулье.

— Я к вашим услугам, — вежливо склонил голову Саша Николаич, — будьте добры, княгиня, приказывать, чем я могу вам служить?

Он тоже воспитывался в Париже и владел французским языком в совершенстве.

— Дело касается вас, — начала княгиня, — главным образом потому, что в нем замешана не только память вашего покойного отца, но и его честь…

Саша Николаич так мало знал о своем отце, что каждое упоминание о нем сильно его волновало.

— Вы знали моего отца? — воскликнул он.

— Нет, к сожалению, я не была знакома лично с кардиналом Аджиери; несмотря на все мои старания, обстоятельства складывались так, что мы встретиться не могли. Судьба не захотела этого, а то, вероятно, мне не пришлось бы сейчас разговаривать с вами и все было бы покончено еще с вашим батюшкой… О, я слишком уверена в чести кардинала Аджиери и не сомневаюсь также и в том, что это его достоинство перешло и к его сыну! Поэтому я и приехала в Петербург издалека, чтобы повидаться с вами.

— Дело, очевидно, очень серьезное, — с пониманием сказал Саша Николаич, заметив, что она уже в третий раз повторяет, что нарочно приехала для встречи с ним в Петербург.

— Да, на нем основано благосостояние целой семьи.

— Вот как?

— У вашего батюшки в Голландии, вблизи Амстердама, на мызе, которая, вероятно, перешла в ваше владение вместе с остальными поместьями кардинала, был сооружен тайник, в котором хранились не принадлежащие вашему отцу деньги. Он купил эту мызу, не подозревая о существовании тайника. Может быть, тайник этот остался неизвестен ему до конца его жизни, неизвестен он и вам… В таком случае, я хочу сказать вам, что я знаю секрет этого тайника, и одно это уже может служить вам доказательством того, что я имею на него некоторое право.

— Простите, княгиня, — остановил ее Саша Николаич, — но в ваших речах есть несколько неточностей. Мыза в Голландии составляет единственное поместье, доставшееся мне от кардинала…

— Понимаю, — подхватила княгиня, — вы хотите сказать, что получили от него в наследство эту ничтожную по своей ценности мызу, а та роскошь, которая окружает вас, этот дом, деньги, которые вы тратите, все это — ваша личная собственность…

— Нет, я вовсе не хочу сказать этого, — спокойно возразил Саша Николаич, — напротив, я хочу подтвердить только, что все, что было мною получено, было взято из того тайника, о котором вы говорите…

— А, вы признаете это!

— Я не могу не признавать, если вы спрашиваете меня… Ложь я не считаю достойной дворянина.

— Тем лучше! — обрадовалась княгиня. — Если вы будете разговаривать со мной как дворянин.

— Иначе я говорить не умею!

— Тогда мы быстро сойдемся с вами. Вы знаете о происхождении денег, хранящихся в вашем тайнике?

— Знаю! Они были выручены от продажи ожерелья, украденного у герцога де Рогана…

— Украденного! — подчеркнула княгиня. — Такие слова не должны срываться с вашего языка, когда речь идет о вашем отце. Дело с ожерельем слишком темно!

— Напротив — оно совершенно ясно! Де Роган купил это ожерелье, чтобы подарить его королеве Марии Антуанетте потому, что его уверили, будто королева примет его подарок, но те, которым он поручил доставить его королеве, украли его, продали в Амстердаме и спрятали деньги на мызе, впоследствии купленной моим отцом.

— Хорошо, пусть будет так, — согласилась княгиня, — главное тут в том, что вы признаете, что эти деньги получены от продажи ожерелья и, следовательно, не принадлежат вашему отцу…

— Да, они выручены от продажи ожерелья, но они принадлежат моему отцу, я точно это знаю…

— Как же так? — воскликнула княгиня, теряя самообладание. — Вы называете ожерелье краденым и не смущаетесь, что на вырученные от его продажи деньги мог жить ваш отец, которому они принадлежали? Разве это называется разговаривать, как подобает дворянину?

— А все это очень просто, — улыбнулся Саша Николаич, — ведь кардинал де Роган оплатил бриллиантщикам сразу всю сумму за ожерелье!..

— Положим!..