Продавцы рыбы, устрицъ и фруктовъ томятся въ своихъ конурахъ, тщетно стараясь привлечь покупателей. Оборванные ребятишки, которые, несмотря ни на какую погоду, привыкли проводить свободное время на улицахъ, скорчившись, стоятъ небольшими группами подъ дверными навсами или подъ парусиннымъ зонтомъ у окна сырной лавки, гд яркіе рожки газоваго свта озаряютъ огромные круги краснаго и блдно-жолтаго сыру, копченыхъ окороковъ, языковъ и различнаго рода и величины темныхъ колбасъ. Здсь ребятишки забавляются повтореніемъ театральныхъ сценъ, которыхъ они были свидтелями, выраженіемъ восторга при воспоминаніи страшной канонады, которая каждый вечеръ безъ всякихъ измненій повторяется на театр Викторіи, и наконецъ краснорчивыми похвалами въ честь неподражаемаго Билля Томнсова, за его акробатическіе подвиги и непостижимыя тлодвиженія въ національномъ морскомъ танц.

Вотъ уже одинадцать часовъ. Холодный мелкій дождь, который такъ долго все еще накрапывалъ, начинаетъ теперь падать крупными каплями. Печеный картофель оставилъ улицу до слдующаго утра; пирожникъ съ своей подвижной кладовой отправился къ дому; сырная лавка закрыла свои ставни, и ребятишки исчезли. Безпрерывный стукъ деревянныхъ башмаковъ по скользкой мостовой, шорохъ зонтиковъ и глухое завываніе втра свидтельствуютъ о безпощадной погод, и полицейскій стражъ, въ лакированномъ плащ, плотно застегнутомъ вокругъ его особы, бдный, никакъ не можетъ поздравить себя съ блестящей перспективой, особливо въ то время, когда онъ хочетъ отвернуться отъ сильнаго порыва втра и дождя и скрыться за угломъ, гд эти дв стихіи нападаютъ на него еще свирпе.

Мелочная лавочка, съ разбитымъ звонкомъ на дверяхъ, который уныло дребезжитъ при каждомъ требованіи какихъ нибудь подъ-унца чаю и четверти фунта сахару, запирается на ночь. Толпы народа, которыя сновали взадъ и впередъ въ теченіе цлаго дня, быстро начинаютъ рдть, Шумъ, крики и брань, вылетающіе изъ трактировъ и винныхъ погребковъ, составляютъ почти единственный гулъ, нарушающій грустное безмолвіе ночи.

Правда, среди этого безмолвія раздается другой, раздирающій звукъ; но онъ замолкъ почти при самомъ начал. Несчастная женщина, съ ребенкомъ на рукахъ, бережно завернутымъ въ оборванную шаль, длала попытку пропть какую-то народную балладу, въ надежд вынудить нсколько пенсовъ отъ сострадательныхъ прохожихъ. Но этотъ подвигъ — это жалкое усиліе жалкой нищеты — былъ встрченъ безчеловчнымъ смхомъ. Слезы градомъ покатились по блдному, изнуренному лицу матери. Ребенокъ озябъ, голоденъ; его тихіе, полу-подавленные стоны еще боле усиливаютъ мучительную тоску матери, и она съ воплемъ опускается на мокрое, холодное крыльцо ближайшаго дома. О, какъ мало найдется такихъ людей, которые, проходя мимо подобнаго созданія, представляютъ себ пытку сердца и паденіе духа, производимыя въ несчастной даже однимъ только усиліемъ пропть что нибудь! Болзнь, лишенія и голодъ грустно отзываются въ каждомъ слов знакомой псенки, которая часто оживляла часы вашего досужнаго веселья. Зачмъ же вы сметесь надъ этимъ пніемъ? Неужели вы не слышите, что въ трепетномъ голос пвицы высказывается ужасная повсть нищеты? Неужели вы не подумали, что, не давъ докончить этой раздирающей душу псни, несчастная мать отвернется отъ вашего пренебреженія для того только, чтобъ умереть отъ холода и голода, и умереть съ невиннымъ младенцемъ на рукахъ?

Часъ ночи. Но грязнымъ улицамъ возвращаются партіи изъ различныхъ театровъ. Кэбы, коляски и омнибусы шумно катятся по мостовой. Лодочники, съ тусклыми, грязными фонарями въ рукахъ и огромными мдными бляхами на груди, возвращаются къ своимъ пловучимъ жилищамъ или на покой, или наслаждаться удовольствіемъ за кружкой крпкаго пива и трубкой табаку. Покровители партера стремятся къ домамъ, гд во всякое время могутъ найти для себя подкрпленіе. Котлеты, почки, кролики, устрицы, портеръ и сигары подаются среди облаковъ табачнаго дыму, бготни, стукотни ножами и клокотанья бутылочной жидкости и множества другихъ подобныхъ звуковъ.

Боле музыкальная часть театральнаго общества отправляется на какой нибудь гармоническій митингъ. Изъ любопытства пойдемте вслдъ за ними и посмотримте, что творится на этихъ одушевленныхъ собраніяхъ.

Въ высокой и довольно просторной комнат сидятъ отъ восмидесяти до ста человкъ гостей. Вс они безъ милосердія стучатъ по столу рукоятками ножей и произносятъ оглушительныя крики одобренія. Съ перваго взгляда вы отнюдь не отгадаете, что все это значитъ. Но мы постараемся разсять ваше недоумніе и скажемъ, что этотъ стукъ и эти крики служатъ выраженіемъ чистосердечной похвалы веселой круговой псн, которая только что передъ нашимъ приходомъ была торжественно пропта тремя "пвцами-джентльменами", которые сидятъ по средин стола. Одинъ изъ нихъ, маленькій человчекъ съ надменнымъ видомъ и лысой головой, которая высовывается изъ воротника зеленаго фрака; другой, какъ видно, одаренъ отъ природы расположеніемъ къ тучности и кром того пронзительно-визгливымъ дискантомъ; третій иметъ длинное смуглое лицо и черный костюмъ. Маленькій человчекъ — особа весьма замчательная: о, если бы вы знали, какъ онъ снисходителенъ къ ближнему и какой у него удивительный голосъ!

— У него удивительнйшій басъ! замчаетъ своему товарищу молодой джентльменъ въ голубомъ платк: едва ли кто можетъ спускаться такъ низко, какъ онъ спускается. Да, милостивый государь, такъ низко, что всегда вы не въ состояніи разслышать его голоса.

И дйствительно, слова молодого джентльмена были совершенно справедливы, Кажется, ничего не могло быть въ свт восхитительне, какъ только слушать его октаву, когда она постепенно спускается ниже и ниже, до тхъ поръ, пока подняться наверхъ не будетъ никакой возможности. Безъ душевнаго волненія и трогательнаго впечатлнія невозможно было слышать его сердечныхъ изліяній въ торжественныхъ псняхъ: "Я оставилъ свое сердце въ шотландскихъ горахъ", или "Мой старый храбрый другъ Гаукъ". Толстый человкъ въ свою очередь пускался въ сантиментальность. Съ нжностью пвицы и самымъ плнительнымъ тоненькимъ голоскомъ онъ ворковалъ и ""Лети, лети со мной, моя подруга Бесси!" и тому подобные нжные романсы.

— Сдлайте одолженіе, джентльмены, приказывайте себ подавать, что вамъ угодно! пожалуста приказывайте! кричалъ блднолицый мужчина съ рыжей головой, и требованія на джинъ, вино, портеръ и сигары громогласно посыпались изъ всхъ частей комнаты.

"Пвцы-джентльмены" находятся на самомъ верху своей славы; самымъ кроткимъ и покровительнымъ образомъ она разсыпаютъ снисходительные поклоны и награждаютъ ласковыми словами боле извстныхъ имъ постителей комнаты.

А вотъ этотъ коротенькій круглолицый джентльменъ, въ узкомъ коричневомъ сюртук, въ блыхъ чулкахъ и башмакахъ, разъигрываетъ роль комика. Посмотрите, до какой степени онъ привлекателенъ. Съ какимъ самоотверженіемъ и сознаніемъ собственныхъ своихъ способностей принимаетъ онъ предлагаемый стулъ.

— Джентльмены! говоритъ басъ-джентльменъ — онъ же и предсдатель собранія — сопровождая свой возгласъ ударомъ молотка. — Джентльмены! позвольте мн завладть вашимъ вниманіемъ…. нашъ другъ мистеръ Смуггинсъ желаетъ быть полезнымъ и любезнымъ для всего собранія.

— Браво! раздается се стороны собранія.

Смуггинсъ продолжительно прокашлялся — такъ, для симфоніи — раза два чихнулъ, къ беспредльному восторгу публики, а началъ пть комическую псню припвая: "фал-де-ралъ, тол-де-ралъ", посл каждой строфы, которая всегда оказывалась вдвое короче припва. Эта псня оканчивается оглушительнымъ рукоплесканіемъ, съ окончаніемъ котораго предсдатель общества снова ударяетъ молоткомъ и восклицаетъ: