— Тем или иным способом, — шепчу я. — Так или иначе, мы избавляемся от них.

— Ты говорил с Ральфом о Курильщике? — удивляется Слепой. — Зачем тебе это понадобилось?

За десять рядов от нас Ральф кривит рот, будто расслышав реплику Слепого, и отворачивается, немного похожий на Курильщика, словно они обменялись на время глазами, специально чтобы удивить меня. Акула разделался со списком шестой в три человека и переходит к девушкам.

— С чего ты решил, что я говорил о нем с Ральфом? — спрашиваю я Слепого.

— О, я логик. Светлый ум, — без ложной скромности признается Слепец. — Предположил.

— Что-то твой светлый ум в последнее время все чаще сбоит.

Мой самый свежий и последовательный кошмар — Слепой, навечно сбежавший в призрачные леса и топи Обратной Стороны Дома, растение рядом, личность не пойми где. Оставивший меня наедине со всеми этими лицами и кличками, с их страхом и надеждами, жутчайший исход, какой я могу себе представить, и единственный, который, как мне кажется, устроил бы самого Слепого. Мой страх доступен слуху даже менее острому, чем его слух, но он только смеется, превращая в шутку то, что совсем не смешно.

— Перерабатывает, — говорит он, подразумевая свой светлый ум. — Все на свете нуждается в отдыхе.

— Только не за мой счет, — прошу я его. — Пожалуйста.

Слепой сразу делается серьезен.

— Нет, конечно, — говорит он. — За кого ты меня принимаешь? Я никогда не брошу ни тебя, ни остальных.

Закрываю глаза, пытаясь справиться с головокружением, от которого все предметы вокруг вдруг вытягиваются и плывут, сливаясь в разноцветные полосы. Он нас не бросит! Эта проклятая убежденность в его голосе мне хорошо знакома. Слишком хорошо. А даст ли он нам бросить его? Вряд ли… только не тех, кто уже отмечен Домом.

— Эй, ты чего? — Слепой хватает меня за ворот и легонько встряхивает. — Да что с тобой творится?

— Иди к черту! — шепчу я.

— Завтра! — гремит Акула, сотрясая кафедру, как взбесившийся Кинг-Конг. — Завтра мы простимся с нашими уважаемыми преподавателями и отправим их на заслуженный отдых! Поскольку экзамены отменяются, это произойдет раньше, чем планировалось!

Все сидевшие в учительском ряду встают и поворачиваются к нам. Зал разражается аплодисментами. Они старательно делают вид, что растроганы, хотя на лицах даже издалека различимо ликование, а воспитательский ряд, напротив, мрачнеет, вычислив, что в скором времени останется с нами с глазу на глаз. Зал аплодирует, учителя кланяются, Акула млеет от умиления. Все это время Слепой крепко держит меня за шею, словно опасаясь, что стоит ему меня отпустить, как я тут же грохнусь в обморок, и, в общем-то, он недалек от истины, а еще ближе окажется, если вздумает меня успокаивать, как только что попытался.

— Сейчас будет предоставлено слово тем из наших преподавателей, кто пожелает выступить, — сообщает Акула, промокнув пот за ушами салфеткой. — А в заключение добавлю, что и в эту субботу, и в следующую родители всех прошедших тестирование будут приглашены сюда. Те из них, кто сочтет нужным забрать своих детей для предоставления им возможности поступления в различные учебные заведения, уедут с детьми.

Зал вяло аплодирует, радуясь окончанию Акульей речи, кто-то из самых активных Псов даже кричит: «Браво!» — и свистит, распоясавшись, но его быстро унимают, так что Акула отбывает со сцены под отдельные жидкие хлопки, и его место занимает старичок биолог, вооруженный здоровенным свитком с прощальной речью.

— Нервы у тебя, — говорит Слепой, — совсем расшатались…

— Не без твоей помощи, — огрызаюсь я. — И оставь в покое мой загривок, я никуда не собираюсь падать.

Он послушно убирает руку.

— А мне показалось, что собираешься. Извини…

Улыбке его не хватает переднего клыка и доброты, но он, во всяком случае, очень старается ее на меня излить. Я смотрю на него внимательнее и замечаю кое-что новое. Раньше Слепец таскал на себе черный длиннополый пиджак, похожий на сюртук начала века, на голое тело. Сегодня он надел под него майку, и что-то похожее на кольцо болтается на шее, зацепившись шнурком за пуговицу.

— Что это? — спрашиваю я. — У тебя на шее.

— Это? — он протягивает мне железное кольцо. — Забыл тебе сказать, я обручился.

— О господи, — говорю я. — С кем?

— С Крысой. Вчера вечером.

— Поздравляю, — вздыхаю я. — Не имеет смысла обсуждать это задним числом, но ты не мог найти себе кого-нибудь более уравновешенного?

— Ха, — говорит Слепой. — Стану я с вами советоваться. После того как вы меня разлучили с моей первой любовью. Совершенно по-свински.

— Ты эту дылду Габи имеешь в виду? Побойся бога, Слепой, ты же ей по плечо.

— Зато с Крысой мы одного роста, — он прячет кольцо под майку, но тут же, поморщившись, извлекает обратно. Должно быть, оно оцарапало ему раны.

— Это она в честь помолвки тебя разукрасила? — не выдерживаю я.

Лицо Слепого каменеет.

— Хватит, — говорит он. — Данная тема не обсуждается.

— Есть! — взлаиваю я и перевожу все внимание на кафедру, где биолога успел сменить мрачный Бурундук с еще одной прощальной речью, расслышать которую невозможно в связи с отсутствием на местах Акулы и Ральфа, которые удалились покурить. Атмосфера в зале безобразная. Многие открыто дымят, гул голосов усилился, отдельные личности перебегают из ряда в ряд, чтобы пообщаться с соседями, у Крыс громко играет музыка.