Удивительно похожа на Эдиь!

М-ръ Каркеръ улыбается и, продолжая смотрть на картину, длаетъ жестъ… угрозы? нтъ, однако, похожій на угрозу. Или этимъ выражалось сознаніе собственнаго торжества? нтъ, однако, почти такъ. Или онъ имлъ дерзость послать воздушный поцлуй? нтъ, a пожалуй, что и такъ. Сдлавъ этоть многозначительный жестъ, м-ръ Каркеръ продолжаетъ завтракъ и смотритъ на заморскую плнную птицу, которая теперь барахтается въ вызолоченной клтк около обруча, очень похожаго на обручальное кольцо, и безъ устали махаетъ крыльями для удовольствія своего хозяина.

Другой домъ находится на противоположной сторон Лондона подл большой Сверной дороги, нкогда дятельной и шумной, теперь заброшенной, пустой, и по которой тянутся только пшеходы за насущнымъ кускомъ хлба. Домикъ — бдный, тсный, скудно меблированный, но чистый и опрятный, даже съ претензіями на нкоторый комфортъ, обнаружившійся въ цвтахъ на окнахъ и разведенныхъ въ небольшомъ палисадник. Окружающая перспектива не иметъ опредленнаго характера и значенія. Лежитъ скромный домикъ не то, чтобы за городомъ, но и не то, чтобы въ город. Какъ могучій богатырь, собравшійся въ отдаленный путь, гигантскій городъ перешагнулъ черезъ это мсто и потащилъ впередъ свои кирпичныя и глиняныя ноги, но промежуточное пространство между этими ногами все еще остается блднымъ предмстьемъ, и здсь-то, между высокими трубами, изрыгающими день и ночь густые клубы дыму, уединенно расположенъ этотъ второй домикъ фасадомъ на поляну, гд растутъ крапива и полынь, и куда въ эту минуту въ сотый разъ ненарокомъ забрелъ птичій охотникъ, который даетъ себ клятву никогда больше не заглядывать въ это дикое захолустье.

Живетъ здсь особа, оставившая первый домъ изъ преданности къ несчастному брату. Тамъ была она единственнымъ ангеломъ, сообщавшимъ жизнь и движеніе роскошной вилл, и хотя м-ръ Каркеръ пересталъ ее любить посл того, что онъ назвалъ ея неблагодарностью, хотя, въ свою очередь, онъ оставилъ ее совершенно, однако же, воспоминаніе о ней еще не умерло даже въ его сердц и не изгладилось въ его дом; ея цвтникъ поддерживается въ прежнемь вид, какъ-будто вчера только оставленный заботливой хозяйкой, хотя м-ръ Каркеръ не заглядываетъ въ него никогда.

Много съ той поры измнилась Герріэтъ Каркеръ, но не время набросило на ея красоту тнь печали, безпокойства и ежедневной борьбы съ бдственнымъ бытіемъ. При всемъ томъ Герріэтъ Каркеръ еще красавица, кроткая, спокойная, одинокая, удаленная отъ всхъ, для кого должны были расцвтать ея двственныя прелести.

Да, никто не знаетъ Гарріэтъ Каркеръ. Никто не обращаетъ вниманія на двушку въ ея бдномъ плать домашняго издлія и увядающую со дня на день. И живетъ она въ забвеніи, въ совершенномъ удаленіи отъ свта, отдавшись скромнымъ и скучнымъ домашнимъ добродтелямъ, не имющимъ ничего общаго съ принятыми понятіями о высокихъ подвигахъ героизма и самогюжертвованія…

Герріэтъ Каркеръ облокотилась на плечо мужчины, еще молодого, но посдвшаго и съ грустной физіономіей, исковерканной продолжительными страданіями. Это ея несчастный братъ, котораго она, и одна только она, ведетъ съ безпримрнымъ самоотверженіемъ по безплодной дорог жизни, раздляя его позоръ и вс лишенія, сопряженныя съ его ужасною судьбою.

— Еще рано, Джонъ, — сказала Герріэтъ, — зачмъ ты идешь такъ рано?

— Не раньше и не позже какъ всегда, милая Герріэтъ. Будь y меня лишнихъ нсколько минутъ, я бы желалъ пройти мимо дома, гд простился съ нимъ въ послдній разъ.

— Какъ жаль, что я не знала и не видла его!

— Это къ лучшему, другъ мой, если вспомнить его участь.

— Но я не могла бы теперь больше плакать, если бы и знала его лично. Твоя печаль вмст и моя печаль. Но если бы я знала его такъ же, какъи ты, мое общество, конечно, было бы теперь отрадне для тебя.

— Есть ли на свт радости или печали, которыхъ ты не раздляешь со мной, милая сестра?

— Надюсь, ты увренъ, что нтъ.

— Какъ же думать посл этого, что твое общество, въ томъ или другомъ случа, будетъ для меня отраднй, нежели оно есть и будетъ всегда? Я чувствую, Гарріэтъ, ты знала моего друга и одобряла вс мои отношенія къ нему.

Герріэтъ тихонько отняла руку, покоющуюся на плеч брата, и, посл нкотораго колебанія, отвчала:

— Не совсмъ, Джонъ, не совсмъ.

— Ты думаешь, я не сдлалъ бы ему никакого вреда, если бы позволилъ себ сбдизиться съ нимъ тсне?

— Да, я такъ думаю.

— Умышленно, конечно, видитъ Богъ, я бы не повредилъ; но во всякомъ случа недолжно было компрометировать его репутацію подобнымъ знакомствомъ. Согласишься ли ты, моя милая, или не согласишься…

— Не соглашусь, не соглашусь.

— Но мн даже теперь отрадно думать, что я всегда отстранялъ отъ себя пылкаго юношу.

Затмъ Джонъ Каркеръ, оставляя меланхолическій тонъ, улыбнулся сестр и сказалъ:

— Прощай, Герріэтъ!

— Прощай, милый Джонъ! Вечеромъ, въ извстный часъ и въ извстномъ мст, я, по обыкновенію, выйду къ теб навстрчу, когда ты будешь возвращаться домой. Прощай.

И она подставила ему свое лицо для поцлуя. Въ этомъ лиц былъ его домъ, его жизнь, его вселенная, и между тмъ въ немъ же заключалась часть его наказанія и печали. Въ легкомъ, едва замтномъ облак, которое его покрывало, равно какъ въ постоянств и въ томъ, что она принесла ему въ жертву свои радости, наслажденія, надежды, всю будущность, онъ видлъ горькіе, но всегда сплые и свжіе плоды своего стараго преступленія.