– Еще?

Еще гудели ноги, точно она прошла невесть сколько километров. И тело гудело, как кабель, сквозь который пропустили ток. И что-то было с глазами. Агата сдвинула и вновь надела очки. Поморгала. Воздух прочерчивали золотистые и голубоватые линии, которые исчезали, едва она к ним начинала приглядываться. Агата посмотрела на их сцепленные руки. Рука Келдыша светилась неровным красноватым светом, ее – уверенным белым. Агата зажмурилась и широко открыла глаза. Цвет пропал. И его, и ее рука были просто пыльными. У Келдыша – еще и ободранной. Он-то как здесь оказался так быстро? Случайно, не прыгнул следом?

Агата ответила полным предложением – как на уроке иностранного языка:

– Я чувствую себя странно.

– Странно, – повторил Келдыш.

Она не поняла. Еще не поняла. Что будет делать, когда поймет? Он и сам не знал – как реагировать. Хотелось закинуть голову и смеяться.

Форменная истерика.

Они боялись одного, а получили совершенно другое. Котла теперь нет, зато есть Агата. Агата Мортимер.

Марина все-таки своего добилась – хоть и через долгие годы...

Шрюдер мне голову снимет, повторил он про себя. И понял, что ему все равно. Ему сейчас все равно даже, останется он Ловцом или нет. Вообще все равно – кроме чуда, стоявшего от него в полушаге.

– Идемте? – предложила Агата. Отпустила его руку и пошла сама – оглядываясь, пожимая плечами и разводя руками – маленькая фигурка в огромном серо-черном котловане, впервые за много лет увидевшем солнце.

Келдыш разжал пальцы.

По кольцу вновь бежала золотая змейка...

Я их предупреждала.

Я их честно предупреждала. Не надо было им брать меня с собой. Не надо было идти туда.

...Я прошла за ночь гораздо меньше, чем рассчитывала. Пришлось, скрываясь от проклятого солнца, забиваться под деревья, в заросли высокого папоротника. Меня трясло, тошнило, зрение мучительно искажало все вокруг, и, когда надо мной склонились люди в пятнистой форме, показалось – это просто очередная галлюцинация, наведенная воспаленным мозгом.

– Гляди-ка...

– Живая?

– Шевелится...

– Эй, подруга, что с тобой?

– Вся трясется.

– Отойди на всякий случай, может, зараза какая...

– Эй, Док, тут по твоей части!

– Осмотрите все вокруг, вдруг здесь еще кто.

– Худая какая...

Щурясь, я смотрела на кружащиеся надо мной лица. Сильная рука сжала запястье, нащупывая пульс. Не нашла. Человек чертыхнулся. Второй присел рядом на корточки.

– Ну, что тут у нас?

– А тут у нас местное население, – сказал первый. Щелкнула резина – человек деловито натягивал на руки перчатки. Пальцами развел мне веки. Из глаз немедленно потекли жгучие слезы.

– Светобоязнь, – констатировал Док. – Пульс слабый, нитевидный. Температура тела понижена. Бледность кожных покровов. Признаки недоедания налицо.

– Странно, что они вообще находят, что пожрать, – буркнул второй. Пальцы Дока полезли мне в рот.

– Скажи дяденьке «а-а-а»! – скомандовал он, светя в рот крохотным фонариком. – Зев, слава богу, чистый, но лучше все-таки всем принять таблеточку.

– Таблеточку! – передразнил второй. – У меня вся задница распухла от твоих прививок, а ты еще «колесами» нас будешь пичкать!

– Ну тогда микстурку, – предложил Док сладко, – или порошочек.

– Тьфу на тебя! С этой что будем делать?

Сквозь щелки опухших век я видела, как Док повел широкими плечами. Все они были широкими, плотными.

Полнокровными.

– Ты командир, тебе решать. Можно оставить ее подыхать здесь. А можно прихватить с собой. Тут уже рукой подать. Посмотри на нее. Вряд ли она могла выжить в одиночку.

– Н-не-э... – выдавила я, стуча зубами.

Оба склонились ниже.

– О, еще и говорить умеет! Что «не», болезная ты наша? Ты здесь одна?

Я вцепилась в чей-то рукав.

– Н-не бери... не-ет...

Солдаты озадаченно переглянулись.

– В смысле – «дайте спокойно сдохнуть»?

– Н-нет... я н-не...

– Носилки давай! – крикнули над моей головой. Командир пружинисто поднялся. Док сидел на пятках, оглядываясь и насвистывая. Потом неожиданно быстро наклонился, разводя пальцами мои губы. Склонил голову, разглядывая так и эдак – я едва не показала ему язык. Свист стал громче. Солдат взглянул мне в глаза...