Шрифт:
Для нее существовала только боль. Нечто раскаленное добела в боку. Молодая женщина пыталась не поддаваться ей, но тошнота и головокружение усиливались с каждой секундой.
В какой-то момент ей показалось, что кто-то выкрикнул ее имя, однако ночь уже наступала с поразительной быстротой. И вот она уже ничего не слышит – ни грохота копыт по неровной почве, ни свиста ветра в ушах, ни даже стука собственного сердца или усталого сопения Джента.
Она почувствовала, что что-то не так, когда поводья стали выскальзывать из рук. Слишком обессиленная, чтобы о чем-то думать, Дженна просто отпустила их.
А потом она соскальзывала… погружалась… уплывала во тьму… глубже, глубже в боль.
Дикий крик Мендозы заставил Бренча моментально поднять голову. Он увидел, как лошадь Дженны стала замедлять ход, будто растерялась. Дженна отпустила поводья – и своей лошади, и лошади Мендозы. Она почти лежала на шее гнедого, схватившись правой рукой за бок. Левая безвольно болталась.
В этот момент Макколи понял, что Юджиния ранена. В нее попала пуля, а она ни словом не обмолвилась. Проклятая дуреха!
Мышастая [51] лошадь Мендозы приостановилась, напуганная тем, что внезапно ею перестали управлять. А потом снова поскакала вперед.
Бренч пустил Сатану отчаянным галопом. Увидев, что Дженна начала падать, он выкрикнул ее имя. Пронзительный звук отразился от холмов и вернулся безумными стенаниями обреченного.
Мышастая нагоняла гнедого Дженны, когда та тихо – о, как тихо! – сползла на землю. Если мышастую никто не остановит, она затопчет Юджинию. Острая боль, какой Бренчу еще в жизни не приходилось испытывать, пронзила сердце.
51
Мышастая (о масти лошади) – серовато-пепельная, цвета золы.
Он понял, что не успевает, хотя осталось проскакать всего семьдесят пять ярдов. [52] Бренч решил было пристрелить мышастую, но слишком велик был риск попасть в Дженну.
Матерь Божья, не дай ей попасть под копыта!
– Поверни лошадь коленом, Мендоза! – снова и снова кричал Бренч, пока вороной летел к Дженне. – Поверни чертову лошадь! Давай!
Глава девятая
Кто-то держал Дженну. Они пронзали ей бок кинжалом. Она судорожно хватала ртом воздух и пыталась отбиваться от них руками.
52
75 ярдов – 68,5 метров.
Стрелки… наверное, это стрелки.
Нет, охотники за землей. Они забрали папу и обижали маму.
– Папа, папа, пожалуйста, вернись!
Дышать стало невозможно, как будто кто-то засунул в горло руку. Боль была невыносимой. Веки пекло от слез. Она пыталась их побороть. Побороть невидимые руки, которые держали ее.
– Не надо, мама. Мне страшно, когда ты вот так разговариваешь с папой. Его больше нет… помнишь? Шериф сказал, что папа умер, но я позабочусь о тебе. Не плачь, мама.
Руки стали касаться ее нежнее. Одна гладила ее лицо, как раньше любил делать папа.
– Тише, милая, не отбивайся от меня. Нужно промыть твою рану.
Голос не был папиным.
Дженна заставила себя открыть глаза. Свет был тусклым. На мгновение перед ней мелькнул образ какого-то мужчины – лохматого. Охотники за землей были лохматыми. Но ведь они умерли, разве нет? Нет… только не тот, кто забрал ее папу. Наконец картинка перед глазами прояснилась, и она увидела его.
– С возвращением, ведьмочка!
– Макколи?
Его улыбка была такой нежной, что у Дженны замерло сердце. Двухдневная щетина покрывала щеки Бренча там, где он обычно ее сбривал. Шея под скулами тоже заросла. Под усталыми глазами были темные круги.
– В тебя попала пуля, милая, но все будет хорошо. Я как следует о тебе забочусь.
– Пуля?
Только тут Дженна заметила, что лежит на кровати, а Макколи на корточках сидит рядом. В комнате было темно, лишь отбрасывала круг света масляная лампа, что стояла возле кровати. Тихий дождик мерно шелестел по ставням.
Она ощутила прикосновение Бренча к своей коже. Он склонился над ней и что-то делал. Опустив взгляд, Дженна увидела, что одета в свободную, обшитую кружевом домашнюю рубашку с тонкой желтой лентой по краю горловины. Подол был закатан до груди, почти обнажая ее и полностью открывая талию с правой стороны. Там-то Бренч и работал.
– Что ты делаешь? И почему я голая?
– Ты не голая. На тебе домашняя рубашка и панталоны, которые Маура нашла в твоем чемодане. – Дразня ее улыбкой, он добавил: – К несчастью для меня. Что касается первого вопроса, я уже говорил тебе: промываю рану. Тебя подстрелили, помнишь?
На Дженну нахлынули воспоминания – как они бежали из Эхо-Каньона. Она вспомнила о жгучей боли в боку, которая никак не хотела проходить, о тошноте и головокружении. Известие о том, что ее подстрелили, стало для нее потрясением. Она была слишком молода, к тому же сама очень хорошо стреляла, чтобы оказаться так близко к смерти.