Ронвен медленно покачала головой.

– А ты позови его и все ему объясни. И посмотришь, что он скажет. Ну-ка, давай. – Глаза старухи опять зажглись опасным огнем. Она бросилась к очагу и, порывшись в сумочке, висевшей у ее пояса, вытащила пучок сухих растений. – Погляди, я всегда ношу их с собой. Это для того, чтобы вызвать его дух, когда я ему понадоблюсь; эти заколдованные травы вызывают духов.

– Нет! – вскрикнула Элейн. – Я не позволю!

– Не позволишь своему королю, миленькая моя? Но это измена! – Подняв руку, Ронвен бросила пучок пыльных веток на тлеющие головешки, и они стали, потрескивая и рассыпая искры, дымиться; в комнате распространился едкий запах серы.

– Никчемная старая дура! – в отчаянии закричала Элейн. – Тебе это не поможет!

Но это помогло. Элейн чувствовала, как он приближается. В комнате повеяло ледяным холодом. Его ярость и боль заполнили все пространство вокруг, окутали его, как тучей.

В панике Элейн озиралась вокруг, крича:

– Уйди! Умоляю тебя, уйди! Я люблю Дональда, я выхожу за него замуж. Уйди, прошу тебя!

Свечи на столе стали гаснуть, дымки от них струйками стремились к потолку; оконные переплеты задрожали. Снаружи на замок и окрестные поля обрушился свирепый град с дождем, и небо заволокло свинцовыми тучами.

Ронвен упала на колени; ее лицо озарила торжествующая улыбка.

– Он идет, он идет за тобой! Ты принадлежишь ему, сокровище мое. Тебе от него не уйти! Теперь, когда ты свободна!

– Пресвятая Богородица! – воскликнула Элейн. Ворвавшийся в окно ветер разнес на куски оконные рамы и сорвал вуаль с ее волос. Она закружилась, пытаясь защитить свое лицо, потому что стоявшие на столе в подсвечниках свечи погасли и начали разбрызгивать вокруг горячий воск. Огонь в очаге, вылетая в трубу, с ревом устремился ввысь и бешеным ураганом пронесся над холмами на запад.

Элейн все никак не могла решиться выбросить подвеску с фениксом в колодец. Долго-долго она стояла, устремив взор в бездонный черный круг далеко внизу, держа в руке заветный дар Александра. Какая может быть опасность от того, что эта холодная эмаль, рубины и прозрачно-голубые сапфиры найдут себе покой на дне колодца, думала она; и связь ее с Александром навсегда будет утеряна. Он был рядом с ней, она ощущала это и чувствовала, что он молит ее остановиться. Ее глаза наполнились слезами.

– Прошу тебя, любовь моя, освободи меня, – прошептала она в глубину колодца. – Не завидуй моему счастью с Дональдом. Отпусти меня к нему.

Элейн простерла руку над колодцем; цепочка, поблескивая, какой-то момент раскачивалась над водой. Но она отдернула руку, – нет, этого делать нельзя. Подвеску можно спрятать в каком-нибудь недоступном месте, продолжала размышлять она. Ее никогда не найдут, и Элейн, уехав, оставит Александра в Фолкленде вместе с его даром.

Она снова завернула подвеску в шелковый платок и, взметнув юбками, побежала к лестнице. Во втором ярусе Большой башни она шмыгнула в маленькую молельню при герцогском спальном покое. Здесь было очень темно и сильно пахло ладаном. Только перед статуей Богоматери теплилась единственная свечка. Элейн неуверенно направилась к алтарю.

Втиснув небольшой сверточек с подвеской между внешней и внутренней створками алтарной перегородки, она просунула его как можно ниже, а затем, отступив назад, произнесла короткую молитву. Перекрестившись, Элейн выбежала из удушливо-сладкого полумрака молельни.

Ронвен мгновенно метнулась за угол, чтобы не попасться ей на глаза. Много позже старуха, нарушив обычай всей своей жизни, переступит порог молельни покойного хозяина. Она сделает это во исполнение воли короля. Но до поры до времени феникс будет храниться в алтаре.

Вторник Масленицы. 1266

Они обвенчались тайно, в Кинросе. Король и королева Шотландии, оказав милость Элейн и Дональду, устроили так, что граф Map с графиней были в это время в Роксбурге. Королевская чета присутствовала на бракосочетании. В тот же день молодые выехали на север. Валил снег, и дорога была полна опасностей, но они были слишком счастливы, чтобы обращать на это внимание. Повозки, груженные добром Элейн, должны были прибыть к ним вместе с отобранными ею лошадьми, как только растает снег. Ее собаки бежали следом за ней.

Прощаясь с Колбаном, Макдаффом и со своим маленьким внуком Дунканом, она обливалась слезами.

– Я очень скоро приеду к вам погостить, – сказала она, обнимая всех их по очереди.

Прощание с Анной было куда холоднее. В отношении невестки к себе Элейн чувствовала холодность, граничащую с неприязнью, и понимала, что девочка даже рада отъезду свекрови. Элейн приказала Ронвен оставаться в Фолкленде и по-прежнему следить за порядком в детских. После смерти Малкольма оба его сына были взяты под личное покровительство короля, который также обещал, что их мать будет считаться их опекуншей.