— У меня есть выбор?

— Есть, конечно. Можете быть расстрелянным вместе с партизанами.

— Это серьезный разговор. Мне бы немного поесть, голова плохо соображает.

— Вас накормят и дадут отдохнуть до вечера. За это время я наведу о вас справки. Вечером вы скажете одно слово — «да» или «нет».

— С моей женой все в порядке?

— С ней все в порядке, дальнейшая ее судьба зависит от вас.

Арестованного увели в комнату с диваном и выставили охрану. Ему принесли горячий чай, хлеб, сахар и кусок сала. Он ел медленно, тяжело моргая опухшими веками и ни о чем особенно не задумываясь. Долгий двухмесячный переход с одной стороны на другую закончился успешно. Сложная схема, разработанная им лично, себя оправдала. Законченное в свое время музыкальное училище по классу фортепиано тоже сыграло свою роль. Аристократические руки, стройная фигура, умные глаза и ровный тон никак не вязались с образом военного человека, тем более партизана.

Он умел сочинять. Имея в запасе немудреный сюжет, наращивал мясо на кости, вдыхал в свое творение жизнь и никогда не путался, в собственных сочинениях невозможно запутаться. Нужна только вера в собственную фантазию и азарт. Ты отстаиваешь правду. Не сухую догму, а ту правду, которую возвел в ранг аксиомы. Он верил и потому был спокоен.

В восемь вечера его разбудили. Жаль. Ему снился чудный сон из прошлой, счастливой довоенной жизни.

Тот же кабинет, тот же капитан.

— Да! — громко произнес задержанный.

Капитан улыбнулся и пригласил его на ужин. Они сразу понравились друг другу: оба были молоды, уравновешенны, хороши собой, оба работали в разведке, но о последнем знал только один из них.

«Повадился», — подумал комендант, увидев генерала в лагере.

На Колыме все во что-то верили. Те, кто считали себя атеистами, верили в приметы, другие — в дьявола. Ясное дело, Бог не мог создать такое место на земле, это деяние сатаны. Примет можно было собрать на целый фолиант, вроде Библии, и держать его для чтения на ночь. Белограй опять приехал в спецлагерь «Оазис» со своим телохранителем. Тоже своего рода примета. Но к чему бы? Ответ знал только сам Белограй.

На этот раз он вызвал на допрос не японца, а русского из двенадцатого барака. Приказал — привели. Конвой даже на второй этаж не пропустили, заключенного передали с рук на руки майору Мустафину, и тот сопроводил его в кабинет. Перед Белограем предстал немолодой мужчина, лысый, невысокий, худой, упитанные даже в «Оазисе» не встречались. Одним словом — ничего особенного, кроме глаз, глаз любопытного доверчивого ребенка, любящего все разглядывать и обо всем расспрашивать.

— Заключенный А-1261 по вашему приказанию прибыл.

— Прибыл и хорошо. Присаживайтесь.

Зек немного растерялся. Как так «присаживайтесь»? Его же на допрос привели, при допросе зеки стоят, пока сил хватает. Главное не упасть, не то спишут, как отработанный материал. А жить-то всем хотелось. Озираясь по сторонам, осторожно ступая, зек медленно подошел к столу и присел на край стула.

Этого человека он никогда не видел. Китель военный, без погон, но по осанке, взгляду и жестко вылепленному лицу было понятно, что он большой начальник. Из штатских зек помнил только доктора Бохнача, который приходил за консультациями, когда вел беспощадную борьбу с дизентерией. Но Бохнач тоже из зеков, а этот чувствует себя хозяином.

— Борис Леонтьевич Берг?

— Кажется, да.

— Почему «кажется»?

— Очень давно не слышал своего имени. Сейчас оно мне кажется смешным. Нам приказано называть друг друга по номерам.

— Я читал ваше дело, Борис Леонтьевич. Вы, как и многие здесь, шпион.

— К сожалению, ничего нового не придумали, в НКВД сидят люди без фантазии, не замученные образованием.

— За такие высказывания вас и упекли на Колыму. А наркоматов не существует с 45-го года. Теперь это министерства, что вам должно быть известно, вас арестовали в 47-м. Вы генерал-майор, профессор и доктор наук. Так?

— Бывший, с вашего позволения. Да и то медицинской службы. К военным не имею никакого отношения.

Стоя Берг отвечал бы короче, но раз уж разрешили сесть, то можно и пофилософствовать.

— Вы заведовали кафедрой эпидемиологии? Так?

— Совершенно верно.

— Вы слышали когда-нибудь о Сиро Исии?

В глазах профессора мелькнула искорка любопытства.

— Я даже был с ним знаком. Мы участвовали в одной конференции и присутствовали на симпозиуме эпидемиологии в Германии в 34-м году.

— Что вы о нем можете рассказать?

— О, это личность неординарная. Даже внешне. Рост больше ста восьмидесяти, что для японцев большая редкость. Шикарные усы, выправка. Выступая на конференции, он не стоял за трибуной, как все, а с микрофоном в руках разгуливал по сцене и читал лекцию нерадивым академикам, ничего не смыслящим в предмете. Спорить с ним невозможно. Он мог уболтать любого. Я не приветствую фанатизм в науке, а Исии был фанатиком, по взглядам — милитарист, другие взгляды в Японии не приветствовались. Японцы, как и немцы, возомнили себя высшей расой и не желали ютиться на жалких точках земли в Тихом океане. Чем их амбиции кончились, мы знаем. И тем не менее, Исии считается лучшим специалистом в мире по блохам и бактериям чумы, с этим нельзя не согласиться. В 34-м я читал его диссертацию о профилактике эпидемических заболеваний. Снимаю шляпу! Он ученый от Бога.