Человеком во фраке оказался администратор театра. Он обратился к залу с речью, из которой следовало, что исполнитель главной партии действительно не может выступать по состоянию здоровья, но администрация театра надеется, что уважаемая публика не окажется разочарована заменой — хотя имя дублера никому не известно, и это — его первое выступление в главной партии в Ла-Скала, да и вообще в Италии тоже практически первое… Тем, кто захочет покинуть театр, приносятся извинения и будут возвращены деньги за билеты, но те, кто останутся, право же, не пожалеют, и потом всегда смогут говорить, что наблюдали восхождение новой звезды…

«Чтоб вас холера побрала!» — досадовала Маргарита. — «Давайте уж скорее хоть кого-нибудь, а то я засну сейчас после напряженного трудового дня…»

К концу первого акта она думала о том, что не разбираться в оперной музыке имеет свои положительные стороны — любое исполнение нравится, разочарования — никакого, поскольку не знаешь, с чем сравнивать. Кроме того, знаменитый баритон, так неожиданно заболевший, блистал на подмостках уже десятка полтора лет, а значит, ему уже наверняка «за» сорок. И хотя театр — это условности, и резкий оперный грим может изменить лицо почти до неузнаваемости, в том число и скрыть возраст, но все равно — если актеру сорок или даже больше лет, а он исполняет партию двадцатилетнего, то это заметно. Хотя, если хорошее исполнение, то подобные мелочи просто не замечаются…

На неожиданного дублера уставился весь зал. По окончании первого акта похлопали довольно бодро, но так, чтобы помнил: «Ты еще никто, парень, мы тебя не знаем, вот послушаем, что ты дальше сможешь…»

В антракте Маргарита бродила по театру, наслаждаясь одиночеством и молчанием, когда впервые за несколько дней не нужно было говорить десять-двенадцать часов подряд почти без перерыва и сразу на двух языках. В фойе раздавали новые программки — с вписанным от руки именем исполнителя главной партии, которое не было даже отпечатано: наверное, они вообще на него не расчитывали, а ухватились, как за соломинку, в последний момент: Алессандер Магнус, Стокгольмская Королевская Опера. О дублере отзывались положительно, хотя недоумевали, пожимая плечами: неужели не нашлось итальянца? Конечно, он хорош, и акцента почти не слышно, и вообще, почему он до сих пор прозябает в дублерах, но все-таки — неужели не нашлось итальянца?! «Это же два имени», — удивилась Маргарита. — «А где же фамилия?.. Впрочем, «Магнус» может оказаться также и фамилией…»

Глухой пень из брянского леса, и тот понял бы, что исполнитель партии Альфреда очень хорош. Кроме голоса и исполнительского мастерства, он обладал молодостью и хорошей внешностью, и резкий оперный грим выглядел на этом лице досадным недоразумением, единственным оправданием которого служила необходимость — чтобы лицо на сцене не выглядело бледным пятном. Театр — не кино, тут другие приемы, полные все тех же условностей, но все остальные исполнители на сцене были актерами, а он был Альфредом, которого хотелось убить за бестолковость и одновременно было жаль. К концу спектакля, и без того сентиментального, зал совсем расчувствовался. Когда актеры вышли на поклон, публика встала, аплодируя стоя. Швед растопил лед ревности и теперь срывал заслуженные овации. Он был счастлив — с четвертого ряда это было хорошо видно. «Ну, — подумала Маргарита, — Не стоять же мне в очереди на вручение цветов?! И что-то никто не торопится…»

Аплодировать с длинной розой в руках было неудобно, поэтому она просто держала руки поднятыми. Долго стоять так было неловко, да и нехорошо находиться в четвертом ряду и не хлопать — все тебя видят: сеседи по ряду и актеры со сцены. Все-таки хорошее ей досталось место — близко и с краю. Она взяла цветок ближе к бутону и пошла к сцене, думая о том, как бы не оступиться на ступенях и не подвернуть ногу на каблуках, к которым так и не привыкла, и чтобы сумочку не уронить, а то будет еще один спектакль — бесплатный…

Альфред шагнул ей навстречу и подал руку. Она оказалась первой, кто вышел на сцену вручать цветы. Аплодисменты оживились, замелькали вспышки фотокамер. Задерживаться было неловко, по проходу спешили другие благодарные зрители. Маргарита посмотрела на шведа и, улыбаясь, быстро спросила по-английски:

— Это правда ваша премьера?

— Да, — ответил он, моргнув от неожиданности английской речи и самого вопроса. — Правда…

— Поздравляю.

— Спасибо…

Пришлось уходить. Она вернулась на свое место, теперь уже можно было аплодировать, руки были свободны. Она смотрела на него и улыбалась, настроение стало легким и праздничным, как предчувствие ни к чему не обязывающего легкого флирта, когда отношения не идут дальше взглядов. Актеры получили много цветов, и ее роза затерялась среди букетов. Она видела, что он искал ее глазами, но ему приходилось смотреть также и на других людей, а потом занавес закрылся…

«Вот и все. Прекрасный вечер, праздник, театр, цветы, я наблюдала восхождение новой звезды… Кто он, что здесь делает? Поет, мда… Если он — актер Стокгольмской Оперы, то почему в Ла-Скала сидел в дублерах, и даже имени его не отпечатано в программке? А от руки вписали с такой поспешностью, что забыли про фамилию… Конечно, он был хорош. Но все-таки он не Альфред. Не герой-любовник. Его надо одевать в доспехи, а не в сюртук… Ярл?.. Бред…»

Утром она в очередной раз порадовалась, что научилась путешествовать без большого количества вещей и вместе с тем имея все необходимое. В киоске у отеля продавали утренние газеты. Она попросила……….
– там всегда много материала по культуре. Так и есть: фотографии и короткие заметки о вчерашнем спектакле. Лиц на фотографии не разглядеть, но, зная, кто есть кто и где стоит, имеет смысл оставить на память. С газетой в руке она пошла к стоянке такси и тут вспомнила, что не сообщила Татьяне, когда точно и каким рейсом вылетает. Нагребла полную пригоршню мелочи, чтобы поговорить нормально, не спеша, кабина телефона-автомата оказалась рядом, и набрала номер. Подруга ответила бодрым голосом, обрадовалась, обещала приехать в аэропорт встречать…

На середине фразы ладонь вспотела и мелочь слиплась вся, как расстаявшая карамель.

— Таня, извини, что-то аппарат заклинило, не принимает больше монеты, сейчас отключится, наверное… Ну, пока, часа через три встретимся…

По тратуару прямо на нее шел вчерашний дублер. Ошибки быть не могло: минимальное количество грима на его лице накануне вечером не смогло исказить черт, да и потом, вручая цветок, она видела его так близко, что невозможно было ошибиться…

Если бы все миланские колокола ударили одновременно, в голове у Маргариты возникло бы меньше звона. Она подхватила сумку, не зная, что и как делать, и стоит ли вообще делать что-нибудь…