– Ничего не знаю.

– Вот если бы я тебе поверил, - сказал с каким-то сожалением маленький бортник.

– Так что?
– без особого любопытства спросил Сивоок.

– А то, - ответил тот и отклонил лук в сторону.

Сивоок переступал с ноги на ногу, ибо до сих пор еще боялся хотя бы пошевельнуться, опасаясь, как бы глуповатый бортник не прошил его стрелой.

– Знаешь, - сказал снова бортник, - тебя как зовут?

– Говорил уже - Сивоок.

– Хорошо. У тебя и верно сивые глаза. Таких я не видел никогда. Видать, не врешь, раз у тебя такие глаза. А я - Лучук, и отец у меня Лучук, и дед. Потому что все очень метко стреляли из лука. И я. Хочешь, вон в тот сучок попаду?

– А ну, попробуй.

Стрела просвистела вверх и впилась именно там, куда указывал маленький Лучук.

– Ну?
– спросил он.

– Ладно.

– Теперь видишь? Я тебя нарочно не задел.

– Гм.

– А ты не разговорчивый.

– Да нет.

– Знаешь, у тебя братья есть?

– Сказал же: никого.

– А у каждого должны быть братья.

– Пускай.

– У меня тоже нет. Знаешь.
– Лучук повесил свой лук на плечо, он доставал у него до самой земли. Сивоок удивился даже, как мог парнишка натягивать тетиву.
– Ты уж неси свой цветок, а потом возвращайся ко мне, и мы станем братьями.

– А как это?

– Ну, просто - братья. Всегда вместе, один за одного и один для одного.

– И что?

– А потом удерем отсюда.

– Куда же?

– За пущу.

– Я из пущи никуда не хочу, - сказал Сивоок.

– Ну, ты приходи, тогда договоримся. Я тебе расскажу. Ты еще не знаешь. Придешь?

– Ну.
– Сивоок думал.
– Не знаю. Может, и не найду тебя.

– Да что! Это так просто. Идти, идти - и выйдешь на нашу горку.

Сивоок немного подумал еще, но глаза Лучука сверкали так чисто и честно, что он решил быть откровенным до конца.

– У меня тур есть, - сказал он небрежно.

– Тур?
– недоверчиво подошел к нему Лучук.
– Убил?

– Живой.

– Так как же он - у тебя? В пуще?

– В пуще, но мой. Знаю, где лежит. Ранен.

– Давай пойдем к нему. Ладно?

– Когда я вернусь.

– Ну, я буду ждать. Хочешь, я тебе подарю что-нибудь - стрелу или нож?

– Не нужно, - ответил Сивоок, - все равно нечем заплатить за подарок. Нет у меня ничего.

– Э, да ты ведь голоден, - вспомнил Лучук.
– Давай накормлю тебя. У меня есть хлеб, а мед сейчас добудем. Но только приходи.

– Приду, - пообещал Сивоок.

– Обещать легко.

Он еще не знал множества вещей. Не видел больших городов, хотя и догадывался немного о них со слов торговых людей, которые приезжали к Родиму. Не знал ни бояр, ни князей, ни императоров и почти не слыхал о них и не представлял, какая может быть связь между ним и далекими властелинами. Самое же главное, что Сивоок совершенно не представлял, в какое время он живет. А это были странные, смутные времена. Времена, когда люди созревали быстро, старились рано, времена, когда четырнадцатилетняя королева приказывала задушить ночью своего шестнадцатилетнего мужа (слишком стар для нее) и сама приходила в темную спальню, стояла на пороге в длинной льняной сорочке, держа высоко над головой свечу, присвечивала своей послушной челяди, чинившей расправу, скорую и беспощадную, и топала ногами: "Быстрее! Быстрее! Быстрее!" Это были времена, когда одиннадцатилетние епископы посылали бородатых миссионеров завоевывать для жестокого христианского бога новые пространства, заселенные дикими язычниками, и, сурово насупливая свои реденькие бровенки, поглаживая золотые панагии, украшенные сапфирами и бриллиантами, слушали, сколько непокорных убито, сожжено живьем, утоплено, изрублено и сколько покорено. "Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч" [3] .

Это были времена, когда никто никому не верил, когда вчерашний союзник, получив плату, сегодня выступал против тебя, когда князь, поклявшись на кресте перед другим князем в том, что будет соблюдать мир, улучив удобный момент, отрубал мечом голову тому, с кем только что поцеловался.

Была ли тогда любовь, в том темном и мрачном веке? Наверное же была, но пряталась далеко и глубоко в дебрях, да так и осталась непрослеженной и незамеченной, и ни один летописец или хронограф не зафиксировал ничего светлого, нежного, человечного, а только кровь, развалины, предательство, коварство.

"Ибо я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее" [4] .

И кто бы мог увидеть, как маленький мальчик, в безбрежной своей наивности, после многодневных блужданий в дикой пуще несет оттуда удивительно синий цветок в окруженный высоким частоколом, мрачный двор, из которого с трудом сумел убежать. Возвращаться добровольно в неволю ради какого-то цветка? Зачем? И кому нужны цветы в такое безжалостное время?

Но, видимо, когда творишь добро, не думаешь об этом. Заранее обдумывают лишь подлость.

Сивоок пообещал Величке, - значит, не мог не выполнить свое обещание. А почему обещал, почему такая глупая прихоть: принести цветок из лесу, тогда как у Велички вон какое множество маковых цветов в огороде?

Разве он знает? Впервые встретил девочку, непостижимое существо, похожее чем-то на тех глиняных божков, которые изготовлял дед Родим. И волосы у нее необычные, и голос, и походка. Ходила она так: руки опущены вниз, а ладони выгнуты и пальцы растопырены, словно она боится чего-то, и глаза то и дело бегали за руками, за каждым пальчиком. Так, словно не идет она, а собирается вот-вот взлететь, потому что ей здесь неинтересно. А он хотел задержать ее на земле. Не было у него для этого ничего, кроме увиденного когда-то в пуще синего цветка.