Вот боевая фантастика, с которой содрана оболочка современной политики. Солдаты прибывают на место. Им говорят, с кем драться. Они побеждают или умирают. И отправляются дальше. По-моему, таков и есть истинный опыт обычного сражающегося мужчины или женщины в военных организациях на протяжении всей истории. Выбор весьма ограничен. Отдельные личности ведут себя хорошо или плохо, проявляют здравомыслие или безумие, мудрость или глупость. А еще здесь играет свою роль удача. Никто не видит картины в целом, иногда она вырисовывается, когда бой окончен, а иногда и нет. Тот, кто лучше всех делает свое дело, способен выжить и порой возвыситься. Некоторые из героев — люди плохие и (или) сумасшедшие, но они не глупы — глупость ведет к смерти. Моральный выбор невелик, но мы уважаем тех, кто нормален, осторожен и, если может, поступает по совести. А потом пытается жить со своим выбором. В боевой фантастике Дрейка нет доступа к тем, кто вершит политику. Он просто беспристрастно показывает мрачную человеческую жизнь.

Фантастику Дрейк использует как инструмент, античных наемников — как воплощение солдатских характеров. С их помощью он создает вымышленное пространство, в котором мы можем исследовать определенные виды человеческого поведения, героизм, верность, трусость, стратегию ведения военных действий и ее влияние на отдельных личностей, а также эффективность высоких или низких технологий убийства в разных ситуациях. И Дрейк делает это строго объективно, никого не обвиняя и не оправдывая. Никто из тех, кто внимательно прочитал книги Дрейка, не скажет, что он защищает войну.

Крохотная точка солнца поднималась над каменистой землей. Со стороны расположения местных к Вибулену и его когорте тянулись длинные тени. Легион построился час назад; враг пока не шевелился. С юга дул игривый ветерок, пахнущий горечью, и трибун вскинул щит, заслоняясь от бриза.

— Когда выступаем, командир? — спросил первый центурион.

Гней Клодий Кальв занял свой нынешний пост после того, как его предшественник был в лепешку расплющен булыжником во время штурма одной далекой гранитной крепости. Вибулен помнил свои первые дни в когорте весьма смутно — восемнадцатилетний мальчишка, вдруг оказавшийся во главе четырехсот восьмидесяти солдат, чьи имена он отчаянно старался выучить. Что ж, теперь он их знает. Правда, сейчас нужно держать в уме лишь имена уцелевших двухсот девяноста.

Молчаливое терпение бородатого Кальва вернуло Вибулена в настоящее.

— Когда подойдет кавалерия, мне доложат. Какой-то царек вроде как должен пригнать нам на подмогу пару тысяч, чтобы защитить фланги. Иначе…

Голос трибуна сорвался. Он смотрел на лагерь противника, раскинувшийся на каменистой равнине, вспоминая другое, давнишнее поле боя.

— Проклятые парфяне, — пробормотал Кальв, думая

О том же.

Вибулен кивнул:

— Проклятый Красс, [1] хочешь сказать. Он засунул нас туда, и потому ты тут. Тупой ублюдок. Но и он получил свое.

Легионеры, не нарушая построения, сидели на корточках, переговариваясь и жуя хлеб или сушеные фрукты. Они не проявляли ни показной храбрости, ни беспокойства. Слишком часто они вот так дожидались боя. Солнечный свет выкрасил забрала их шлемов в зеленый цвет, но зеленый не ядовитого оттенка яри-медянки, а в цвет морских волн гавани Брундизия [2] туманным утром.

О Матерь Веста, вздохнул про себя Вибулен. Роста он, как и большинство солдат легиона, был среднего, пять футов два дюйма, из-под шлема выбивались черные кудри, бороду трибун не отпускал. Лишь глаза выдавали истинный возраст того, кто казался юношей-подростком, — глаза усталого пятидесятилетнего человека.

В расположении отряда командующего трижды прогудел рожок.

— Становись! — рявкнул трибун, но центурионы уже выкрикивали приказы, заглушаемые стуком о камни подбитых гвоздями сандалий. Десятая когорта могла бы построиться даже во сне.

Где-то в середине шеренги плащ легионера зацепился за зарубку на ободе щита. Солдат сдернул тяжелую ткань, выругавшись по-осски в ответ на рычание Кальва. Вибулен взял себе на заметку: после сражения разобраться с центурионом. Парень должен был позаботиться о замене щитов до высадки. Он бросил взгляд на свой щит. Сколько таких же ему довелось носить? Не важно. Доспехи сменить легко. Сейчас на нем уже четвертая кираса, хотя ни одна из них не сидела так, как та, которую купил ему отец в тот день, когда Красс назначил Вибулена трибуном. О Веста…

Подлетевший к командиру когорты гонец резко осадил своего скакуна, свирепо рванув поводья. Вибулен узнал посыльного — Помпилий Фалько. Вступивший в легион поросенок теперь превратился в настоящую свинью. Хотя, говоря так, можно оскорбить славное животное.

— Выступаем без кавалерии, — крикнул гонец, наклонившись. — Подровняй шеренги.

— Кровавый член Осириса! — сплюнул трибун. — Где подкрепление?

— Придется самим, — пожал плечами Фалько и развернул скакуна.

Вибулен шагнул вперед и перехватил узду.

— Фалько, — сказал он, не делая даже попытки говорить тише, — передай нашему почтеннейшему командующему, чтобы укрепил наш левый фланг, если он хочет, чтобы Десятая выступила. Местных слишком много — они ударят с трех сторон разом.

— Боишься умереть? — ухмыльнулся гонец и дернул повод.

Но Вибулен держал крепко. Порыв ветра взметнул его плащ.

— Боюсь ли я, что мне раскроят череп? — переспросил он. — Не знаю. А ты, Фалько? — Фалько бросил взгляд на правую руку трибуна и промолчал. — Передай, мы будем драться за него, — продолжил Вибулен. — Только мы не позволим ему посылать нас на верную гибель. Однажды мы это уже проходили.